Заметим здесь, что, во-первых, непонятно какая именно граница (и какой именно Польши) имеется в виду. Во-вторых, расхождения между католицизмом и православием носят в основном догматический характер, то есть они касаются прежде всего ритуальной стороны христианства. Соответственно они намного менее существенны, нежели этическая пропасть между католичеством и протестантизмом. Наконец, в-третьих, с геополитической точки зрения конфессиональные «разломы» вторичны по отношению к географическим.
Естественным геополитическим барьером, замыкающим с востока европейский субконтинент, является линия Западная Двина—Днепр, стратегическое значение которой проявилось во всех войнах между Россией и европейскими государствами. Необходимо, однако, иметь в виду, что территория между меридианами Днепра и Одера прорезана крупными реками (Висла, Сан, Неман) и труднопроходимой горной системой Карпатских гор. Иными словами, она представляет собой типичный «слабый пункт», владение которым может оспариваться. Здесь русский и европейский субконтиненты накладываются друг на друга, и, подобно тому как граница столкновения литосферных плит обозначена землетрясениями и вулканическими извержениями, зона взаимодействия геополитических субконтинентов отличается крайней нестабильностью. Здесь появляются и исчезают не только государства, но и сами народы.
Русский субконтинент продолжается на восток вплоть до Уральских гор и далее. Где-то между долинами Оби и Енисея он переходит в пустошь, простирающуюся до побережья Тихого океана. Вопрос о естественной восточной границе Руси весьма важен с исторической и этнографической точек зрения, но не представляет никакого политического интереса.
Район генезиса исламской цивилизации, включающий Аравийский полуостров, Малую Азию, Переднюю Азию, Иранское нагорье, а также Сомали и Судан, является самостоятельной геополитической структурой — Афразией. В настоящее время Афразия не только достигла своих естественных границ (Инд, Нил, Южное побережье Черного, Каспийского, Мраморного морей), но и проникла на территорию геополитической Европы, закрепившись в зоне Проливов и установив контроль над Северной Африкой.
Наконец, уже в наши дни формируется как геополитическая общность Центральноазиатский субконтинент, включающий район Памира, территорию Афганистана и так называемые «прикаспийские страны». Вполне понятно, что эта зона разлома и ее непосредственное окружение обречено стать в первой половине XXI столетия полем политических и военных конфликтов.
Завершая наш беглый обзор мировой геополитической карты, заметим, что при всей неоднородности Евроазиатского суперконтинента его объединение вполне возможно. В этом случае совокупный потенциал Евразии значительно превысит возможности обеих Америк, поэтому в интересах США любыми средствами воспрепятствовать такому повороту событий[12].
Климат
В рамках геополитического подхода нас будут интересовать только глобальные климатические факторы, смещающие границы субконтинентов и тем провоцирующие экспансию в форме торговли или войны. Таких факторов всего два. Это режим Гольфстрима, в свою очередь обусловленный океанскими регрессиями и трансгрессиями, то есть температурной динамикой современного межледниковья, и режим центрально-азиатского антициклона[13]. Ни тот ни другой не поддается управлению со стороны человека.
Историю глобальных изменений погоды в Европе за последнюю тысячу лет мы можем уверенно проследить, выделив климатический оптимум (IX—XIII века) и малый ледниковыйпериод (конец XVI — начало XIX века)[14]. Резкое потепление, сделавшие Гренландию зеленым островом и превратившее побережье Ньюфаундленда в Винланд, сопровождалось экспансией викингов на севере Европы и монгольскими завоеваниями по всему Евроазиатскому суперконтиненту. К той же эпохе относится столь ключевой момент истории, как Крестовые походы, что вряд ли случайно.
Малый ледниковый период характеризуется снижением численности населения европейского субконтинента (по другим геополитическим регионам нет надежной статистики) и внутренней политической нестабильностью, сменой парадигм духовной и социальной жизни.
В настоящее время повсеместно предсказывается глобальное потепление, но представляется, что основания для такого прогноза недостаточны[15]. Попытки экстраполировать средне-длительные (порядка сотен лет) климатические кривые приводят к неоднозначным результатам. Похоже, что на рубеже II и III тысячелетий н. э. климат находится в неустойчивом равновесии и может измениться как в ту, так и в другую сторону.
12
Мало известно, что Наполеону I удалось-таки нанести смертельный удар Великобритании. Это произошло в 1803 году, когда Первый Консул продал Северо-Американским Соединенным Штатам Луизиану. Вместе с междуречьем Миссури и Арканзаса (оперативным центром Североамериканского континента) САСШ приобрели реальную возможность установления гегемонии над обеими Америками. В перспективе это приводило к утрате Британской империей цивилизационного лидерства. Так оно и случилось, хотя реализация достигнутого геополитического преимущества заняла у американцев 150 лет.
13
В последние годы была выдвинута модель, объясняющая крупномасштабную структуру погоды на земном шаре особенностью поведения течения Эль-Ниньо. Пока не удалось получитьсколько-нибудь достоверных подтверждений данной гипотезы.
14
В разных источниках цифры несколько варьируются, что связано с различием статистических методов, применяемых исследователями для выделения климатических эпох.
15
Концепция глобального потепления заслуживает более подробного рассмотрения, поскольку сама по себе является геополитическим оружием. В настоящее время речь идет чаще всего об антропогенном потеплении, вызванном выбросом в атмосферу так называемых «парниковых газов» (СО, СО? и некоторые другие).«Киотский протокол» регламентирует выброс этих газов различными государствами и тем самым устанавливает неявный, но действенный контроль над развитием их промышленности. Существование парникового эффекта, строго говоря, не доказано. Такой эффект наблюдается в теплицах, но там ключевую роль играет не газовый состав атмосферы парника, а эффекты отражения/преломления света на границе парника. Связь высокой температуры поверхности Венеры с парниковым эффектом, по крайней мере, неочевидна. С другой стороны, данные палеонтологии в целом подтверждают концепцию, согласно которой на Земле тем холоднее, чем больше свободного кислорода в ее атмосфере, и с этой точки зрения «парниковые газы», связывающие кислород в оксидах углерода и азота, действительно способствуют нагреву земного шара. Но характерные для палеонтологии темпы изменения температуры составляют единицы градусов в миллиарды лет. В рамках гляциологического подхода современность — это последняя четверть довольно холодного межледниковья, разделяющего два последовательных катастрофических оледенения. Поскольку сохраняются не только ледниковые щиты Антарктиды и Гренландии, но и морские льды Арктики (во время предыдущего межледниковья Северный Ледовитый Океан был открыт), ни о каком глобальном потеплении не может быть и речи.
Для климатолога ситуация выглядит несколько иной. Действительно, последние сто-сто пятьдесят лет Земля теплеет (примерно на полтора градуса в столетие), но этот процесс никак не связан с антропогенной деятельностью и просто свидетельствует о том, что «малый ледниковый период» сменяется очередным «климатическим оптимумом». Геологи замечают, что ледниковые периоды связаны с дрейфом континентов— необходимо, чтобы географический полюс находился на материке, но в достаточной близости от моря. В нашем случае роль холодного континента играет Антарктида, а подпитка ледникового щита влагой осуществляется за счет циркульантарктического течения. Для того чтобы началось глобальное потепление, необходимо либо переместить Антарктиду, либо закрыть пролив Дрейка. Ни то ни другое не в человеческих силах.
Для биолога непонятна сама проблема глобального потепления, в теплые «термоэры» биологическая продуктивность Земли выше, чем в современную эпоху, тем самым повышение средне-земной температуры полезно для человечества. Наконец, с точки зрения физика самое быстрое, катастрофическое, таяние ледяных щитов потребует нескольких тысяч лет. Таким образом, в самом худшем случае подъем уровня мирового океана не будет превышать 0,5-0,7 сантиметра в год. Такая опасность не выглядит актуальной. В этой ситуации понятно нежелание ряда стран, в т. ч. США и России, компрометировать себя подписанием Киотского протокола и ставить развитие своей индустрии в зависимости от доброй воли европейских государств.