С тех пор Рейхеле стала не такой, как все. Странный недуг поселился в ней навсегда. Люди шептались, что Рейхеле одержима бесом. В Горае реб Элузер совсем от нее отдалился, все реже возвращался домой из своих странствий по деревням. Когда с ним пытались заговорить о его единственной дочери, сироте, он виновато опускал глаза и испуганно отвечал:
— Что ж тут поделаешь?.. Нет совета и нет разума…[19]
Глава 9
КОРОБЕЙНИК ИЧЕ-МАТЕС
В Горай явился коробейник с полным мешком книг и лапсердаков, филактерий и ермолок, оберегов от дурного глаза, мезуз и поясов. Обычно коробейники — люди суровые, не любят, когда роются в товаре, а покупать не собираются. Потихоньку, по одному подходили ешиботники, с любопытством смотрели, что там на лотке у торговца. Поплевав на пальцы, осторожно, чтобы его не рассердить, листали книги. Но пришелец, кажется, был человек не злой. Позволил им перебирать и ощупывать товар сколько душе угодно, спрятал руки в рукава и молчал. Коробейники странствуют по свету и знают все новости. Евреи подходили, здоровались за руку, спрашивали:
— Как вас зовут?
— Иче-Матес.
— Что новенького слышно в мире, реб Иче-Матес?
— Все хорошо, слава Богу.
— Говорят что-нибудь об избавлении?
— Конечно, повсюду…
— Может, реб Иче-Матес, вы какое-нибудь письмо принесли?
Ни слова не отвечает реб Иче-Матес, будто не слышит, и все тотчас понимают, что об этом не надо говорить открыто.
— Вы же тут еще побудете, а?
Реб Иче-Матес маленького роста, с округлой соломенной бородкой, на вид ему лет сорок. Облезлая фетровая шляпа надвинута на влажные глаза, тонкий нос покраснел от насморка. Он одет в ватный кафтан, такой длинный, что полы подметают землю, на поясе — красный кушак. Ешиботники уже вовсю копаются в книгах, как в своих собственных, вырывают страницы, а коробейник молчит. Мальчишки играют с талесами, примеряют расшитые ермолки. Оказалось, у него в мешке, на самом дне, лежит свиток в деревянном футляре, рог и мешочек с беловатой землей из Страны Израиля. Почти никто ничего не покупает, но все роются в товаре, и кажется, нарочно пытаются вывести торговца из себя. А он стоит, будто окаменел. Скажет кто-нибудь святое слово — чуть дрогнут его рыжеватые усы. Спросят о цене — он приставит ладонь к уху, как глухой, и задумается, глядя в сторону.
— Это? — говорит он наконец тихим, хрипловатым голосом. — Давайте, сколько не жалко…
И придвигает жестяную кружку, будто не продает, а собирает пожертвования.
Вечером Лейви, сын раввина, пригласил торговца на ужин. Он, Лейви, втайне на стороне отцовских противников. У него собираются каббалисты, только избранные, ведь все чуют, что коробейник должен рассказать что-то важное. Пришел и реб Мордхе-Йосеф, враг реб Бинуша. Нейхеле, жена Лейви, закрывает ставни, запирает дверь на замок, чтобы не подглядывали дети Ойзера. Гости рассаживаются вокруг стола. Нейхеле подает тоненькие лепешки с луком, ставит бутылочку водки. Реб Иче-Матес съедает только кусочек хлеба, проглатывает не жуя. Затем велит собравшимся укрепить душу, выпить по стаканчику. Все уже видят, что реб Иче-Матес — человек непростой, ученый. Все его слушаются. Лбы блестят от пота, в глазах надежда. Близятся лучшие времена! Реб Иче-Матес расстегивает кафтан, вынимает из-за пазухи пергаментный свиток. Это письмо Авраама Яхини и Шмуэля Примо[20] из Святой Земли. Оно подписано сотнями раввинов, большинство из них — сефарды с необычными именами, звучащими, как имена мудрецов Талмуда. Становится тихо-тихо, даже сыновья Ойзера, которые подслушивают за дверью, боятся шелохнуться. Потрескивает фитиль в глиняном черепке, дрожат, качаются тени на стенах. Нейхеле стоит у печи и жжет лучину. Вечно бледные щеки разрумянились, как яблочки, она смотрит на мужчин и ловит каждое слово.
Реб Иче-Матес сидит ссутулившись и говорит тихо, почти шепотом. Одну за другой открывает он величайшие тайны. Он рассказывает, что искры святости заключены в оболочку и силы ада стучатся в нее, потому что иначе они не могут существовать. Но Саббатай-Цви ведет с ними войну, скоро все искры вернутся к своему источнику, и тогда настанет царство Божье. Больше не будет заповедей, материя станет духом, и из верхнего мира, из-под небесного трона, опустятся новые души. Не надо будет есть и пить, не надо будет плодиться и размножаться, жизнь будет проистекать из святого имени. Больше не будут изучать Талмуд, останется только тайная Тора. День будет долог как год, мир наполнится божественным светом. Ангелы будут петь хвалебную песнь, с праведниками и праведницами будет говорить сам Всевышний. И наслаждению не будет границ…