11
Были подняты кавалерийские и стрелковые отряды. В самом начале задействовали военные силы. Из уст в уста передавалось одно-единственное слово: «революция»[10], и все думали лишь об этой угрозе, были люди, которых она могла бы затронуть, и те, которых могла бы обойти стороной. Сегодня, в будний день, в бедных нижних кварталах словно выходной. Кафе забиты, на улицах полно народа, как в воскресенье, воскресенье особого рода, праздничный день, будто какое-то торжество, будто все еще действовали календари, где указаны дни гуляний. Все — в воскресных одеждах. Итальянские каменщики ходили под руку то в одну сторону, то в другую. А еще — чернорабочие, поденщики, их жены, дети, целые семьи. Пожилые люди, которых уже многие месяцы никто не видел, поскольку они перестали выходить, вдруг выбрались на улицы, кто-нибудь их поддерживает, помогает идти, а вместе с ними — паралитики, увечные. Тучные густо напомаженные мадам с непокрытыми головами, волосами, выкрашенными в желтый по моде двадцатилетней давности, с голыми ногами в бабушах, в сорочках на голое тело — жарко! Надо взглянуть на термометр. И сразу все направлялись в тенек, шли к фонтанам, искали любое укрытие и где можно попить. В «Железной хватке» был танцевальный зал и некоторые танцевали, опустив в оркестрину монетку в десять сантимов. В других кварталах, в кварталах среднего класса — тоже забыли о великой угрозе, любовались драгунами. И все чувствовали наступившую внезапно легкость. Большинство людей устроено так, что обращают внимание лишь на мелочи и на то, что творится в данный момент, они любят обманываться. Немногие поднимают взгляд к небу, немногие знают об этом. Не все даже знают, что оно существует, что там, в вышине есть какое-то свое устройство, некое более-менее близкое к ним светило, по-прежнему летящее им навстречу.
Они смотрели, как идут отряды драгун на больших лошадях, красивые деревенские парни с раскрасневшимися лицами под киверами с никелированными цепочками, с подвешенными у седла мушкетонами и патронташем на бандульерах, или едет в грузовых автомобилях, стоя навытяжку, пехота в выкрашенных серым стальных касках, — как во времена греков, — думает преподаватель коллежа, — как в песнях Гомера, как при осаде Трои, — решительно, наше общество стойко держится. Все аплодируют, мужчины бросают шляпы, женщины машут руками средь глухого гула широких армированных шин, широких шин из резины и кожи, в которых посверкивали заклепки.
С площади улетели все голуби.
Головы в касках еще раз показались возле фонтана у церкви, где росли шарлаховые герани и возвышалась колонна, головы вдруг показались из тени, попав в поток света, который силятся превозмочь глаза, пытаются отыскать, откуда он льется, и оказываются бессильны…
Сегодня 43° под пылающим небом, от которого стараются скрыться больше, чем когда-либо, на всех дорогах, спускающихся к озеру, бесконечные толпы купальщиков.
Некоторые, сразу раздевшись, бегут к трамплину и прыгают вниз головой. Громкий плеск, во все стороны брызги, круги по воде.
Многочисленные головы на воде, словно поплавки в местах, где помельче или, наоборот, глубже.
Есть места совершенно спокойные, и такие, где неизвестно, по какой причине (ведь нет ветра), вода кипит и клокочет, словно масло на сковородке.
Из-за жары и отсутствия волн разрослись водоросли. Вот это озеро, возле города, сюда приходит солнце и пьет, потягивает воду, и теперь видно, как много стало стебельков, поднимающихся со дна, словно высокий лес, где путается неосторожный купальщик. Никогда не было такой засухи и, тем не менее, никогда не было столько воды. Никогда, как говорят рыболовы всякого сорта, — удильщики, ловцы сетью, лодочники, — никогда, испокон века. В самом начале все видели, как скоро вода отступает, пускаясь в обратный путь, уходя на множество футов от пологого песчаного берега, широкие просторы которого оказались оголенными, — так было вначале. Затем все увидели, что вода поднимается, начался тихий, незаметный прилив. Вода вновь омывала оставленные было высокие набережные, накрыла широкую песчаную кайму, с которой схлынула прежде, и та затвердела, будто цемент, вода пошла дальше, достигнув дороги вдоль берега, кустов акации, полого тальника, вливаясь в дупла, поднимаясь, все поднимаясь — до каких же пор? И что такое с луной? Все спрашивали себя. А потом вдруг поняли. Это солнце, оно не только берет, но и дает. В одном месте берет, в другом дает. Оно забирает и оно одаривает. Произошедшее означало, что оно, в конце концов, принесло больше, чем взяло, благодаря невероятному количеству истаявших ледников и воде Роны, взбухшей, вздувшейся, выпроставшейся из берегов, как молоко. Это был не прилив, а паводок, целая гора обрушилась вниз потоками. До каких же пор будет оно подыматься? — спрашивали себя на кораблях рыболовы, чьи силуэты виделись против света один подле другого, словно значки телеграфного алфавита.
10
Отсылка ко всеобщей забастовке в ноябре 1918 г., на которую повлияла революция в России. Мятежи жестоко подавлялись с помощью армии.