Читать онлайн "Сборник летописей. Том I" - Рашид-ад-дин - RuLit

Тогда они тайно подожгли пастбища, где находился Чингиз-хан, так что ему осталось неизвестным, как это случилось, и надумали [следующее]: «Перед этим он сосватал для своего сына Джочи нашу дочь Чаур-беги, а мы [ее] не отдали. Теперь же мы пошлем [к нему] и скажем, что мы отдаем девушку, с тем, чтобы он приехал и устроил той, вы же дайте сговорный пир,[1826] с тем чтобы мы поели. А когда он приедет, мы его схватим!».

По этому важному делу они послали [человека], по имени Букадай-кичат.[1827] Первоначально на языке найманов и некоторых монголов букаула называли кишат, а монголы говорят кичат. Когда [упомянутое] известие дошло до Чингиз-хана, он отправился вместе с двумя нукерами. В пути он остановился в доме Мунлик-беки-эчигэ из племени конкотан,[1828] который был отцом Тэб-Тэнгри, и заночевал там. На утро, посоветовавшись с Мунлик-беки-эчигэ, он [не поехал дальше] и послал [такой] ответ: «Наши кони отощали, мы их откормим, а пошлем одного человека устроить той и съесть сговорный пир».[1829] Затем Чингиз-хан вернул посла и прибыл в свой дом.

После этого Он-хан и Сангун задумали выступить в поход на войну с Чингиз-ханом, а он о том не знал. Один из старших эмиров, принадлежавших Он-хану, по имени Екэ-Чэрэн,[1830] придя домой, сказал |A 54а, S 164| своей жене, по имени Алак-Нидун:[1831] «Если бы кто-нибудь пошел и поставил в известность Чингиз-хана о имевшем место происшествии, то последний наверняка оказал бы ему много милостей и добра». В ответ жена сказала ему: «Не услыхал бы кто-нибудь смутные речи, которые ты произносишь, и не придал бы [им] значения!». [Между тем], из табуна пришел табунщик Чэрэна, по имени Кишилик,[1832] и принес молоко. Стоя снаружи жилья, он услышал эти речи и сказал своему нукеру Бадаю: «Ты слышал, что они говорят?». Сын Чэрэна, по имени Нарин-Кэхэн,[1833] стоя снаружи, оттачивал напильником стрелу. Он [также] слышал слова, которыми обменивались отец и мать, и сказал: «Эх вы, отрезанные языки! Что это за речи, которые вы говорите и разглашаете тайны?!». Бадай сообразил, [в чем дело], и сказал Кишилику: «Я понял, в чем дело!». Они оба спешно отправились и быстро оповестили Чингиз-хана. Все тарханы,[1834] которые ныне известны, [как то] Хорезми-тархан, Туган-тархан и Садак-тархан, принадлежат к потомкам этого Кишилика и этого Бадая. С той поры и доныне они, их племя и их род [кабилэ] стали и есть тарханами и старшими эмирами.

Затем, когда Чингиз-хан хорошо уразумел эти речи, он остался сам стоять в местности, название которой Арал, а кибиткам [ханэ] приказал откочевать в леса, называемые Силуджолджит.[1835] Всех же [своих военных] послал в дозор в местность Мао-ундур,[1836] что за горой. А Он-хан [тем временем] перед горой Мао-ундур подходил к местности, где росла красная верба и которую монголы называют Хулан-Бурукат.[1837] Два нукера, принадлежавшие Элджитай-нойону, [из коих] одного звали Тайчу, а другого Джабкитай-Эдэр,[1838] отводили коней в табун, заметив врага, они тотчас поскакали и уведомили Чингиз-хана, который находился в местности Калаалджит-Элэт[1839] и ничего не знал. Чингиз-хан тотчас выступил. Когда солнце поднялось [над горизонтом] на одно копье, войска с обеих сторон уже построили ряды друг против друга. Так как у Чингиз-хана войско было небольшое, а принадлежащее Он-хану — многочисленно, то он учинил с эмирами совет: «Как нам поступить?». Один из эмиров, состоявших в то время на его службе, был Кэхтэй[1840]-нойон из племени урут, другой Куилдар[1841]-сэчэн из племени мангут, [а эти племена] друг другу родственны. В то время, когда племена урут и мангут, изменив, отпали от Чингиз-хана и присоединились к племени тайджиут, оба они не восстали [против него], а, выказав преданность, усердно служили.

Когда Чингиз-хан обсуждал [создавшееся положение], Кэхтэй-нойон поглаживал по лошадиной гриве плетью, находясь в раздумье и сомнении, и не смог [дать] определенного ответа. Куилдар-сэчэн, который был побратимом [андэ] Чингиз-хана, сказал: «Хан, анда мой! Я поскачу, воткну в землю свой бунчук на том холме, что находится в тылу врага и название которого Куйтэн,[1842] и выкажу свое мужество. У меня несколько сыновей, если я умру, Чингиз-хан сумеет их вскормить и воспитать!». Другой эмир Баджигар-хан,[1843] также происходивший из мангутов, сказал Чингиз-хану: «Какая нужда во всем этом? Поскачем на них, уповая на бога, и [пусть будет], что суждено всевышней истиной». Короче говоря, Куилдар-[сэчэн] поскакал, как он сказал, и всевышний творец помог ему проскочить [невредимым] мимо врагов и водрузить свой бунчук на том холме Куйтэн. Чингиз-хан же совместно с другими эмирами атаковал [врага]. Раньше всех они обратили в бегство племя джиркин[1844] из племен кераит, которое было лучшим войском Он-хана. После этого они разбили племя тункаит,[1845] также из кераитов, затем разбили Курин-Шилэмун-тайши,[1846] который был старшим из эмиров Он-хана, и едва не перебили стражу[1847] и личную охрану [казиктан] Он-хана. [Тогда] Сангун атаковал [войско Чингиз-хана]. Они поразили его в лицо стрелой, в результате этого натиск войска кераитов ослаб и они остановились. Не случись же этого, [Чингиз-хану] грозила опасность полного урона. У монгольских племен эта битва известна и знаменита и поныне повторяют в рассказах: «Битва при Калаалджит-Элэте...», а эта земля находится на границе страны Хитай. В силу многочисленности [кераитов] Чингиз-хан не смог устоять [перед ними] и отступил. Когда он обратился вспять, большая часть войска покинула его, он же ушел в Балджиунэ.[1848] Это была |A 54б, S 165| местность, где было несколько маловодных родников, недостаточных для них и их скота. Поэтому они выжимали воду из грязи и пили [ее]. Впоследствии он [Чингиз-хан] покинул это место и отправился в места, о которых будет упомянуто ниже. Группа лиц, бывших в то время вместе с Чингиз-ханом в Балджиунэ, была немногочисленна. Их называют Балджиунту, т.е. они были с ним в этом месте и не покинули его. Они имеют установленные права и отличны перед другими. Когда он оттуда вышел, часть войска и некоторые племена вновь примкнули к нему, как рассказывается [об этом ниже].