Выбрать главу

Рассказ о тайном совещании Чингиз-хана с имевшимися налицо сыновьями и о его завещании.

Когда эмиры и люди удалились, Чингиз-хан вместе с сыновьями сел для тайного совещания. После многочисленных увещаний и наставлений он сказал: «О, дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!». Затем он сделал Угедей-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: «Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления [йасак]. Чагатая здесь нет; не дай бог, |A 87б, S 229| чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор[2482] в государстве. [Теперь] вам следует идти!». Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с ними обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в [страну] Нангяс.

Рассказ о походе Чингиз-хана в Нангяс, о начале его болезни, о приходе к нему государя Тангута с изъявлением покорности и о его просьбе об отсрочке сдачи города.

Покончив с завещанием и отправкой сыновей, Чингиз-хан направился в Нангяс. Государи той страны приходили последовательно [друг за другом] и подчинялись. Когда он прибыл в местность Лиу-пан-шан,[2483] которая находится между границами областей Джурджэ, Нангяс и Тангут, государь Джурджэ, как только услышал, что Чингиз-хан подходит, отправил послов с дарами, в числе коих был поднос с круглым крупным отборным жемчугом, и сказал: «Мы подчиняемся!». Чингиз-хан повелел дать по жемчужине каждому, у кого было в ухе отверстие [для серьги]. Присутствующие, которые не имели [такого отверстия], стали тотчас протыкать свои уши. Всем дали по жемчужине, и все же [жемчуга] осталось множество. Чингиз-хан изволил сказать: «Сегодня — день дарения, бросайте все, чтобы люди подобрали!». Сам же он, вследствие того, что знал о близости своей кончины, не обратил на него [жемчуг] никакого внимания. Много из того жемчуга затерялось в пыли, и долго спустя после этого [те, которые] искали жемчуг в этом месте, находили его в земле.

После того Шидурку, государь Тангута, поразмыслив, пришел к заключению: «Я несколько раз восставал против Чингиз-хана и каждый раз монголы избивают и грабят мою страну, отныне нет толку |A 88а, S 230| в распрях и спорах, — нужно идти к стопам Чингиз-хана с выражением рабской покорности!». Он отправил послов [к нему], прося о мире, договоре и клятве, и сказал: «Я боюсь, примет ли он меня в сыновья?».

Чингиз-хан удовлетворил его просьбу. [Тогда] тот попросил месяц сроку, чтобы приготовить подношение и вывести население города. Ему дали просимый срок. Он захотел явиться [к Чингиз-хану] с поклоном для выражения почтения и покорности [улджамиши], но Чингиз-хан соизволил сказать: «Я болен. Пусть он повременит, пока мне станет лучше», — а Тулун-Чэрбию он сказал: «Будь при нем неотлучно [мулазим] и стань его шикаулом!»[2484] — что значит принимающий и сопровождающий посланников и представляющихся ко двору [михмандар]. [Тулун] действовал согласно этому приказу и находился неотлучно при нем. Болезнь же Чингиз-хана изо дня в день ухудшалась. И все!

Рассказ о смерти Чингиз-хана, об убиении государя Тангута и избиении всего населения этого города, о возвращении втайне эмиров с его [Чингиз-хана] гробом, о доставлении [гроба] в орды [Чингиза], об объявлении этого горестного события и об оплакивании и погребении [Чингиз-хана].

Чингиз-хан считал неизбежной свою кончину от этой болезни. Он завещал своим эмирам: «Вы не объявляйте о моей смерти и отнюдь не рыдайте и не плачьте, чтобы враг не проведал о ней. Когда же государь и жители Тангута в назначенное время выйдут из города, вы их всех сразу уничтожьте!». В пятнадцатый день среднего месяца осени года свиньи, соответствующего месяцу рамазану 624 г. х. [15 авг. — 14 сент. 1227 г.], он покинул [этот] тленный мир и оставил престол, владение и государство [своему] именитому уругу. Эмиры, согласно его приказу, скрывали его кончину, пока тот народ [т.е. тангуты] не вышел из города. [Тогда] они перебили всех. Затем, забрав его гроб, пустились в обратный путь. По дороге они убивали все живое, что им попадалось, пока не доставили [гроба] в орды [Чингиз-хана и его детей]. Все царевичи, жены [каватин] и эмиры, бывшие поблизости, собрались и оплакивали покойного.

вернуться

2482

В тексте стоит глагол тамач(дж)амиши кардан, в ркп. S — тамасамиши, в котором первое слово — тамаджамиши — означает «спор, оспаривание; распря» (См.: Л. Будагов. Сравнительный словарь тюркско-татарских наречий, I, стр. 375, 376).

вернуться

2483

В тексте ошибочно Лю-ин-шан. Ср.: Иакинф. История четырех ханов, стр. 136 — Лю-пань-шань.

вернуться

2484

шикаул; тюрк. шигаул — придворный чин, на обязанности которого было вводить послов и вообще представляющихся ханам лиц в помещение, где происходила аудиенция. Согласно Сокр. Сказ., § 267, Тулун по приказу Чингиза убил Шидурку.