Выбрать главу
Тоску не избудешь,        не заговоришь, но всё верней и верней я знаю по ненависти своей, как ты восстанешь, Париж!
3
Быть может, близко сроки эти: не рев сирен, не посвист бомб, а тишину услышат дети в бомбоубежище глухом. И ночью, тихо, вереницей из-под развалин выходя, они сперва подставят лица под струи щедрого дождя. И, точно в первый день творенья, горячим будет дождь ночной, и восклубятся испаренья над взрытою корой земной. И будет ветер, ветер, ветер, как дух, носиться над водой… …Все перебиты. Только дети спаслись под выжженной землей. Они совсем не помнят года, не знают – кто они и где. Они, как птицы, ждут восхода и, греясь, плещутся в воде. А ночь тиха, тепло и сыро, поток несет гряду костей… Вот так настанет детство мира и царство мудрое детей.
4
Будет страшный миг будет тишина. Шепот, а не крик: <Кончилась война…>
Темно-красных рек ропот в тишине. И ряды калек в розовой волне…
5
Его найдут        в долине плодородной, где бурных трав        прекрасно естество, и удивятся силе благородной и многослойной ржавчине его. Его осмотрят        с трепетным вниманьем, поищут след – и не найдут        следа, потом по смутным песням        и преданьям определят:        он создан для труда. И вот отмоют        ржавчины узоры, бессмертной крови сгустки        на броне, прицепят плуги,        заведут моторы и двинут по цветущей целине. И древний танк,        забыв о нашей ночи, победным ревом        сотрясая твердь, потащит плуги,        точно скот рабочий, по тем полям, где нес        огонь и смерть. 
6
Мечи острим и готовим латы затем, чтоб миру предстала Ты необоримой, разящей,        крылатой, в сиянье Возмездия и Мечты. К тебе взывают сестры и жены, толпа обезумевших матерей, и дети,        бродя в городах сожженных, взывают к тебе:        <Скорей, скорей!> Они обугленные ручонки тянут к тебе во тьме, в ночи… Во имя        счастливейшего ребенка латы готовим, острим мечи. Всё шире ползут        кровавые пятна, в железном прахе земля,        в пыли… Так будь же готова        на подвиг ратный – освобожденье всея земли!

1940

[Источник]

«Ленинград – Сталинград – Волго-Дон»

Ленинград – Сталинград – Волго-Дон. Незабвенные дни февраля… Вот последний души перегон, вновь открытая мной земля.
Нет, не так! Не земля, а судьба. Не моя, а всего поколенья: нарастающая борьба, восходящее вдохновенье.
Всё, что думалось, чем жилось, всё, что надо еще найти, – точно в огненный жгут, сплелось в этом новом моем пути.
Снег блокадный и снег степной, сталинградский бессмертный снег; весь в движении облик земной и творец его – человек…
Пусть, грубы и жестки, слова точно сваи причалов стоят, – лишь бы только на них, жива, опиралась правда твоя…

1952 

[Источник]

Марш оловянных солдатиков

Эй, солдат, смелее в путь-дорожку! Путь-дорожка огибает мир. Все мы дети Оловянной Ложки, и ведет нас Юный Командир.
    Гремят наши пушки,     штыки блестят!     Хорошая игрушка,     дешевая игрушка –     коробочка солдат.
Командир моложе всех в квартире, но храбрей не сыщешь молодца! При таком хорошем командире рады мы сражаться до конца.
    Гремят наши пушки,     штыки блестят!     Отличная игрушка,     любимая игрушка –     коробочка солдат.
Всех врагов мы сломим понемножку, все углы мы к вечеру займем, и тогда об Оловянной Ложке и о Командире мы споем.
    Гремят наши пушки,     штыки блестят!     Первейшая игрушка,     храбрейшая игрушка –     коробочка солдат!

Осень 1940

[Источник]

Мой дом

А в доме, где жила я много лет, откуда я ушла зимой блокадной, по вечерам опять в окошках свет. Он розоватый, праздничный, нарядный.
Взглянув на бывших три моих окна, я вспоминаю: здесь была война. О, как мы затемнялись! Ни луча… И все темнело, все темнело в мире…
Потом хозяин в дверь не постучал, как будто путь забыл к своей квартире. Где до сих пор беспамятствует он, какой последней кровлей осенен?
Нет, я не знаю, кто живет теперь в тех комнатах, где жили мы с тобою, кто вечером стучится в ту же дверь, кто синеватых не сменил обоев – тех самых, выбранных давным-давно… Я их узнала с улицы в окно.
Но этих окон праздничный уют такой забытый свет в сознанье будит, что верится: там добрые живут, хорошие, приветливые люди.
Там даже дети маленькие есть и кто-то юный и всегда влюбленный, и только очень радостную весть сюда теперь приносят почтальоны. И только очень верные друзья сюда на праздник сходятся шумливый.
Я так хочу, чтоб кто-то был счастливым там, где безмерно бедствовала я.
Владейте всем, что не досталось мне, и всем, что мною отдано войне…
Но если вдруг такой наступит день – тишайший снег и сумерек мерцанье, и станет жечь, нагнав меня везде, блаженное одно воспоминанье, и я не справлюсь с ним и, постучав, приду в мой дом и встану на пороге, спрошу… Ну, там спрошу: «Который час?» или: «Воды», как на войне в дороге, – то вы приход не осуждайте мой, ответьте мне доверьем и участьем: ведь я пришла сюда к себе домой и помню все и верю в наше счастье…
вернуться

10

Ольга Берггольц. Собрание сочинений в 3-х томах. Ленинград: «Художественная Литература», 1988.

вернуться

11

Ольга Берггольц. Собрание сочинений в 3-х томах. Ленинград: «Художественная Литература», 1988.

вернуться

12

Ольга Берггольц. Собрание сочинений в 3-х томах. Ленинград: «Художественная Литература», 1988.