Выбрать главу
…Наступит день, и, радуясь, спеша, еще печальных не убрав развалин, мы будем так наш город украшать, как люди никогда не украшали.
И вот тогда на самом стройном зданье лицом к восходу солнца самого поставим мраморное изваянье простого труженика ПВО.
Пускай стоит, всегда зарей объятый, так, как стоял, держа неравный бой: с закинутою к небу головой, с единственным оружием – лопатой.
5
О древнее орудие земное, лопата, верная сестра земли, какой мы путь немыслимый с тобою от баррикад до кладбища прошли!
Мне и самой порою не понять всего, что выдержали мы с тобою. Пройдя сквозь пытки страха и огня, мы выдержали испытанье боем.
И каждый, защищавший Ленинград, вложивший руку в пламенные раны. не просто горожанин, а солдат, по мужеству подобный ветерану.
6
Я никогда героем не была. Не жаждала ни славы, ни награды. Дыша одним дыханьем с Ленинградом, я не геройствовала, а жила.
И не хвалюсь я тем, что в дни блокады не изменяла радости земной, что, как роса, сияла эта радость, угрюмо озаренная войной.
И если чем-нибудь могу гордиться, то, как и все друзья мои вокруг, горжусь, что до сих пор могу трудиться, не складывая ослабевших рук. Горжусь, что в эти дни, как никогда, мы знали вдохновение труда.
В грязи, во мраке, в голоде, в печали, где смерть, как тень, тащилась по пятам, такими мы счастливыми бывали, такой свободой бурною дышали, что внуки позавидовали б нам.
О да, мы счастье страшное открыли,  – достойно не воспетое пока, когда последней коркою делились, последнею щепоткой табака, когда вели полночные беседы у бедного и дымного огня, как будем жить, когда придет победа, всю нашу жизнь по-новому ценя.
И ты, мой друг, ты даже в годы мира, как полдень жизни будешь вспоминать дом на проспекте Красных Командиров, где тлел огонь и дуло от окна. Ты выпрямишься вновь, как нынче, молод. Ликуя, плача, сердце позовет и эту тьму, и голос мой, и холод, и баррикаду около ворот.
Да здравствует, да царствует всегда простая человеческая радость, основа обороны и труда, бессмертие и сила Ленинграда. Да здравствует суровый и спокойный, глядевший смерти в самое лицо, удушливое вынесший кольцо               как Человек,                            как Труженик,                                          как Воин.
Сестра моя, товарищ, друг и брат: ведь это мы, крещенные блокадой. Нас вместе называют – Ленинград; и шар земной гордится Ленинградом.
Двойною жизнью мы сейчас живем: в кольце и стуже, в голоде, в печали мы дышим завтрашним  – счастливым, щедрым днем. Мы этот день уже завоевали.
И ночь ли будет, утро или вечер, но в этот день мы встанем и пойдем воительнице-армии навстречу в освобожденном городе своем.
Мы выйдем без цветов,               в помятых касках,                            в тяжелых ватниках,                                          в промерзших полумасках, как равные – приветствуя войска. И, крылья мечевидные расправив, над нами встанет бронзовая слава, держа венок в обугленных руках.

Январь–февраль 1942 г.

[Источник]

«Я иду по местам боев…»

Я иду по местам боев. Я по улице нашей иду. Здесь оставлено сердце мое в том свирепо-великом году
Здесь мы жили тогда с тобой. Был наш дом не домом, а дотом, окна комнаты угловой – амбразурами пулеметам. И всё то, что было вокруг – огнь и лед, и шаткая кровля, – было нашей любовью, друг, нашей гибелью, жизнью, кровью.
В том году, в том бреду, в том чаду, в том, уже первобытном, льду, я тебя, мое сердце, найду, может быть, себе на беду. Но такое, в том льду, в том огне, ты всего мне сейчас нужней.
Чтоб сгорала мгновенно ложь – вдруг осмелится подойти, – чтобы трусость бросало в дрожь, в леденящую – не пройдешь! – если встанет вдруг на пути. Чтобы лести сказать: не лги! Чтоб хуле сказать: не твое! Друг, я слышу твои шаги рядом, здесь, на местах боев. Друг мой, сердце мое, оглянись: мы с тобой идем не одни. Да, идет по местам боев поколенье твое и мое, и еще неизвестное нам – все пройдут по тем же местам, так же помня, что было тут, с той железной молитвой пройдут…

1964 

[Источник]

Разговор с соседкой

Дарья Власьевна, соседка по квартире, сядем, побеседуем вдвоем. Знаешь, будем говорить о мире, о желанном мире, о своем.
Вот мы прожили почти полгода, полтораста суток длится бой. Тяжелы страдания народа – наши, Дарья Власьевна, с тобой.
О ночное воющее небо, дрожь земли, обвал невдалеке, бедный ленинградский ломтик хлеба – он почти не весит на руке…
Для того, чтоб жить в кольце блокады, ежедневно смертный слышать свист,  – сколько силы нам, соседка, надо, сколько ненависти и любви…
Столько,  что минутами в смятенье ты сама себя не узнаешь: – Вынесу ли? Хватит ли терпенья? – Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.
Дарья Власьевна, еще немного, день придет – над нашей головой пролетит последняя тревога и последний прозвучит отбой.
И какой далекой, давней-давней нам с тобой покажется война в миг, когда толкнем рукою ставни, сдернем шторы черные с окна.
Пусть жилище светится и дышит, полнится покоем и весной… Плачьте тише, смейтесь тише, тише, будем наслаждаться тишиной.
Будем свежий хлеб ломать руками, темно-золотистый и ржаной. Медленными, крупными глотками будем пить румяное вино.
вернуться

25

Здравствуй, поэзия. Сборник произведений русских советских поэтов. – Хабаровск, Кн.изд., 1976. Источник: Е. Завгородняя

вернуться

26

Здравствуй, поэзия. Сборник произведений русских советских поэтов. – Хабаровск, Кн.изд., 1976. Источник: Е. Завгородняя