Быстро собравшись с мыслями, Мондье повел себя как принято у светских людей, кого очень занимают пустые разговоры и развлечения. Он спросил:
— Вы идете сегодня на премьеру в театр на Пор-Сен-Мартен?
— Да, я заказала кресло в ложе. Мой управляющий занял для меня еще одно место в ярусе напротив.
— Разрешите ли вы навестить вас там?
— Разумеется! И приводите ко мне своих знакомых, но таких, чтобы с ними было интересно.
— Я представлю вам маленькую компанию «лакированных бычков», они вас посмешат.
— Отлично! Кстати, если не сможете достать билет, я уступлю вам второе кресло возле себя.
— Благодарю вас, оно не понадобится.
— А если ваша дочь, мадемуазель Сюзанна, захочет посмотреть спектакль?
— Моя дочь?.. Вы ее знаете!
— А почему это вас удивляет?
— Она очень редко появляется в свете, предпочитает уединение, не любит театр…
— Но если бы все-таки она захотела пойти сегодня, вы запретили бы?
— Почему?
— Дорогой мой, вы ведете себя словно женщина — отвечаете вопросом на вопрос.
— Вы правы, — сказал граф, удивленный, как легко и свободно она ведет словесную дуэль.
— Ну и как?
— Я посмотрю… не хотелось бы ее ни принуждать… ни удерживать…
— Почему вы мнетесь, граф? Вам неприятно, что мадемуазель Сюзанна увидит вас в обществе дамы, которая может оказаться девицей определенного сорта… Не беспокойтесь об этом, возьмите мой билет и передайте дочери. Я непременно хочу ее видеть… Я требую, чтобы вы исполнили это желание.
— Но почему?
— Причуда… ведь если бы я захотела, я могла быть ее мачехой.
— Но кто пойдет с ней?
— Компаньонка, для того и существующая.
Граф, не имея больше сил противиться требованию, высказанному в столь категорической форме, и боясь вызвать неудовольствие Жермены, смирился.
— Пусть будет по вашей воле… Принимаю ваше место в ложе.
— И ваша дочь займет его?
— Если захочет.
— Вот и отлично! А теперь ступайте, мне нужно подготовиться к выходу в театр. До вечера!
Как только Мондье удалился, Жермена сняла телефонную трубку:
— Алло… мадемуазель, соедините меня, пожалуйста, с месье Вандолем, улица Данфер-Рошеро, двенадцать. Морис, это вы? Добрый день, мой друг!.. Спасибо, все хорошо… Приходите сегодня вечером ко мне в ложу, в каком бы окружении вы меня ни увидели. Ну да… непременно… так надо… надейтесь, Морис… Да… Сюзанна… ваша Сюзанна… Если вы заставите ее решиться… Не благодарите меня… я буду счастлива вашим счастьем. До свиданья, Морис!
Жермена, чье лицо приняло обычное выражение, пока она говорила по телефону с другом, вновь обрело маску насмешливости, когда вошла горничная. Пока девушка распускала роскошные волосы хозяйки, Жермена думала: «Они будут счастливы благодаря мне. Я могла бы выместить свою обиду на невинной. Однако при чем здесь эта славная девушка… Зато настоящим подлецам мы отомстим жестоко!»
ГЛАВА 3
Театр был полон. Все знали, что пьеса «Женская война»[110] — сущая ерунда, но на премьере ожидали увидеть множество галантно одетых, вернее раздетых, дам из полусвета, о них уже две недели печатались в модных журналах красочные статейки; и мужчины в белых пластронах, сидя в партере, принимали горделивую осанку и смеялись в ожидании сногсшибательного аттракциона.
Завсегдатаи подобных парижских зрелищ один за другим входили в партер, тревожа одних, заставляя вставать других, пробирались к своим местам, обмениваясь по пути рукопожатиями и затевая на ходу громкие разговоры, не обращая внимания на замечания: «Тихо», «Сядьте» — тех, кто пришел, чтобы смотреть спектакль, а не дам полусвета.
Смело декольтированная, сверкающая драгоценностями, с шумом появилась Андреа в необыкновенном туалете. Рядом важно выступал, гордо держа лысую голову с кошачьими усами, барон де Мальтаверн, как всегда с видом несколько помятым, но все-таки представительным и надменным.
Дезире Мутон, болван-миллионер, бурно ухаживавший за Андреа и старавшийся подражать своему другу Мальтаверну, выглядел весьма карикатурно.
В восторге от успеха Андреа, малый гордился так, словно она была его любовницей. Казалось, он говорил: «Вот мы каковы! Все прочие дамочки с ней и отдаленно сравниться не могут!»