Внимание рассеянной публики на короткое время привлекла молоденькая актриса. Она мяукала кисленьким голоском:
Это звучало идиотски, и шикарная публика партера издевательски аплодировала. Вдруг все смолкло.
Жермена в строгом бархатном платье гранатового цвета вошла в ложу одна и, ничуть не позируя, не кокетничая, села у балюстрады[112].
Роскошную Андреа и молоденькую певичку тотчас забыли, полтысячи лорнетов разом обратились в сторону прекрасного создания, никому, кроме Мондье, не известного.
Дама держала себя так же спокойно, как пять дней назад в Булонском лесу, и смотрела на сцену без жадного интереса, но и без напускного равнодушия. Все в ней было просто и благородно. Казалось, она совсем не помнила о своей ослепительной красоте.
Мужчины в партере перешептывались, расспрашивая друг друга о незнакомке, и вызывали этим раздражение у публики галерки. Репортеры пришли в недоумение при виде неизвестной красавицы, смотрели разинув рот и старались уловить какие-нибудь сведения о ней для своих репортажей.
Кроме Мондье, приберегавшего успех для себя, только месье де Шамбое, Роксиков — секретарь русского посольства и Морис Вандоль одни могли бы ответить на вопросы о Жермене.
Но Бамбош имел вполне серьезные причины помалкивать, Серж находился в России, а Морис с волнением смотрел на левую литерную[113] ложу второго яруса — та оставалась пустой.
Андреа, совершенно неспособная завидовать, очень добрая, хотя и вульгарная, откровенно восхищалась новоприбывшей:
— Право… даже неправдоподобно быть такой красавицей! Погляди, Ги!.. И ты погляди, Бычья Муха!.. Она всех нас забьет без труда, если ей понадобится много денег…
— Восхитительна!.. — сказал Ги, у него глаз заблестел за стеклышком лорнета.
— Красива, конечно… но ей, по-моему, недостает драгоценностей, — изрек Мутон, желая польстить Андреа.
— Ты по провинциальному идиотизму ничего не понимаешь, тебе подавай дамочек вашего захолустья, увешанных прабабушкиными побрякушками… Именно простота ее наряда вызывает восторг у нас… у потаскушек! На ней ни серег, ни колье, ни браслетов, она открывает кожу ровно настолько, чтобы все видели, как она бела и розова. На ней нет драгоценных украшений, но за один только бриллиант на ручке ее веера я отдала бы все, что на мне сейчас понавешено! И при всем том сколько в ней грации и величавости! Честно говорю! Глядя на нее, мне даже стыдно называться женщиной!
В этот момент занавес опустился, и восторженные слова Андреа потонули в шуме рукоплесканий актерам.
Но в антракте все опять сосредоточили внимание на Жермене. Репортеры сновали по коридорам и фойе, расспрашивали билетерш и норовили проникнуть в литерную ложу, однако та оставалась для них недоступной; Жермена ее не покинула.
Многие видели, как таинственная красавица подала руку вошедшему к ней мужчине, он почтительно поклонился.
— Мондье!.. Мондье!.. Не может быть!.. Точно… Это он!
Бежен и Франкорвиль не могли поверить своим глазам и шумно восклицали. Завсегдатаи салонов, театров, прогулочных мест жаждали поскорее расспросить счастливого избранника, когда он вернется на свое место.
Но тот пробыл у незнакомки не больше двух минут, его сменил молодой красивый человек, графу неведомый.
Мондье посмотрел на визитера долгим испытующим взглядом с выражением откровенной инстинктивной ненависти.
Встретившая графа с холодной вежливостью, Жермена очень приветливо улыбнулась вошедшему, что казался весьма грустным.
— Вы по-прежнему печальны, Морис? — спросила она ласково.
— Да, Жермена, все так же. Я не видел ее долгих четыре месяца. Только иногда удавалось стороной узнать что-нибудь…
— Вы совсем скоро увидитесь. Знаете ли вы, кого сейчас встретили в моей ложе?
— Нет, Жермена.
— Это ее отец… граф де Мондье!
— Так вы с ним знакомы?!
— Да, — кратко сказала Жермена.
— Он на меня так глянул…
— Смотрите, Морис… — прервала друга Жермена, — говорила я вам, что не надо терять надежду.
— Бог мой!.. Сюзанна!.. — воскликнул художник и просиял, увидав, что в ложе напротив появилась его любимая. — Спасибо, Жермена! Спасибо… Как вы добры! Позвольте мне поспешить туда.
— Подождите начала действия, не то граф заметит вас со своей дочерью и непременно помешает свиданию. Я задержу Мондье здесь, и в вашем распоряжении окажется по меньшей мере три четверти часа, целый акт этой дрянной пьески.
111
Купидон — в римской мифологии божество любви, олицетворение любовной страсти; то же, что Амур или Эрот; изображались в виде шаловливых голых мальчиков с луком и стрелами.
112
Балюстрада — ограждение балконов, лестниц и т. п., состоящее из фигурных столбиков (балясин по-русски), перекрытых плитой, балкой и проч.