— Где вы работаете, Джейн?
— В галерее Дика Риза, — ответила я.
Люди, достаточно компетентные, чтобы не делать искусство своей профессией, не сразу понимают, что я имею в виду, отвечая на вопрос о своей работе. Любой знает о «Голдман Сакс» и «Конде наст», но стоит сказать, что ты работаешь в артгалерее, и оказывается — никто, кроме завзятых искусствоманов, о ней не слышал.
Джек выдохнул дым и пристально посмотрел мне в глаза:
— Кажется, там выставляют современное искусство?
Бож-же мой-й-й…
Глава 1
Подружка только в «Теории»?
Любовь каждый понимает по-своему.
Осенняя артвыставка
Нью-Йорк, Нью-Йорк
Через два года после памятного вечера я безуспешно искала любимые брюки: в химчистку не отдавала, дома их тоже не оказалось. Читатель понимает, как трудно найти безукоризненно сидящие черные брюки; добавлю, что слаксы «Теория» оказались лучшими, какие у меня когда-нибудь были, и я носила их не снимая. Значит, остались в квартире у Джека. Последний отбыл в командировку и не давал о себе знать с тех пор, как уехал. Не хотелось звонить в Сан-Франциско и беспокоить Джека из-за такой мелочи, как слаксы.
К счастью, звонить Джеку не было необходимости — слаксы можно получить назад через Джереми.
Джереми, еще в колледже деливший с Джеком комнату, временно квартировал у приятеля, подыскивая себе жилье, и, по-моему, намеревался затянуть поиски до бесконечности. Он был очень милым парнем — всякий раз при встрече говорил, что я прелестно выгляжу, причем звучало это очень искренне. Я давно собиралась пригласить Джереми на ужин. Заберу брюки и заодно подброшу ему идею вместе поужинать.
Ночь обретения брюк выдалась на редкость душной.
В том году весна в Нью-Йорке походила на лето, а лето — на пекло: в августе температура каждый день поднималась выше ста градусов[4]; казалось, что огромный фен для волос был постоянно направлен вам в лицо. До дома Джека я добралась, едва не усохнув. Джереми впустил меня в квартиру, не преминув похвалить мою прелестную блузку.
— Привет, Джереми, — сказала я. — Спасибо.
Он заметил, что волосы у меня выглядят отлично, и осведомился, не подрезала ли я концы.
— Нет, не подрезала, — отозвалась я. — Слушай, я за брюками. Кстати, сегодня у меня свободный вечер, — говорила я на ходу, направляясь в спальню Джека, где мне был милостиво выделен средний ящик комода. — Хочешь, сходим поужинать?
Черным брюкам полагалось лежать в ящике комода вместе с серыми штанами «Гэп», в которых я расхаживала по дому, и моей любимой футболкой с длинными рукавами. Кто-то подарил ее Джеку, но футболка оказалась мала, и он отдал ее мне.
Как ни странно, брюк в ящике не было, ни черных, ни домашних. Любимой футболки тоже.
Куда Джек их переложил? В верхний ящик? Нет, там носки и личные вещи. Однажды, не в силах справиться с любопытством, я сунула туда нос и наткнулась на фотографии прежней подружки Джека. Вид ее огромных грудей настолько меня потряс, что я зачем-то созналась Джеку в проступке.
Может, брюки в нижнем ящике? Нет, там старые рубашки. Я оглядела комнату. Кровать разобрана. Не застелить ли ее для любимого? Но ведь я застилала кровать в пятницу перед уходом…
Я посмотрела на ночной столик, где стояла одна из самых удачных наших фотографий, сделанная через месяц после знакомства, в воскресенье на пляже. На снимке мы оба загорелые, улыбающиеся, похожие, как близнецы, — одинаковые светло-каштановые волосы, светло-карие глаза и загар практически одного тона. Первое лето нашего романа. Мне всегда казалось, это воспоминание поможет нам пережить самую лютую стужу, растопит любой лед…
Фотографии не было.
Возвращаясь в гостиную, я еле сдерживала дрожь. Джереми предложил мне пива. Напомнив себе, что всему на свете есть логическое объяснение, я окинула взглядом гостиную, задержав его на фотографиях на каминной полке. Может, Джек перенес снимок сюда? Но там не оказалось ни единой моей фотографии. Куда, черт побери, исчезла проклятая карточка?
Предметы в комнате утратили четкость и начали расплываться. Как сквозь вату, до меня донесся вопрос Джереми, интересовавшегося, нашла ли я брюки.