Речь идет, следовательно, об «изначальном» преступлении Фиеста, соблазнившего Аэропу, и об ужасном угощении, которым ответил брату Атрей. Недаром и взору Кассандры вскоре представляется страшная картина: убитые дети, держащие в руках собственное мясо, которого отведал их отец (1217–1222). Не удивительно, что после этого над всем родом Пелопидов нависает проклятье, изреченное Фиестом (1598–1602), и что дворец Агамемнона ненавистен богам: здесь убивают родных, насыщая землю кровью загубленных жертв (1090–1092).
Действие демона, «трижды разжиревшего» на пролитой крови (1476 сл.), видит в гибели Агамемнона Клитеместра. Напрасно хор осуждает ее, смертную женщину: в ее облике выступал древний свирепый мститель за поступок Атрея, учредившего жестокое пиршество; это он отмстил за детей, принеся в жертву Агамемнона (1497–1504). Так же оценивает смерть царя его соперник Эгисф: лежащий перед ним «в одеянии, сотканном Эриниями», сын Атрея отплатил по воле богов-мстителей за отцовское коварство (1578–1582). И хотя в аргументах Клитеместры хор видит несостоятельную попытку возложить вину на божество (1505–1507), а Эгисфа презирает за убийство, совершенное чужими руками (1633–1635), сам он все же вынужден признать в смерти Агамемнона дело рук демона, обрушившегося на потомков Тантала (1468 сл.), вмешательство могучего божества, ненасытного в жестокости (1481–1484).
Тот факт, что хор развивает мысли Кассандры, особенно важен: суждение составляющих хор аргосских старцев, при всей их объективности, остается все же человеческим мнением, Кассандра же, приобщившись благодаря ясновидению к божественному знанию, придает оценке событий такую же непререкаемую авторитетность, как это делает тень Дария в «Персах».
Действие кровной мести и родового проклятья не прекращается со смертью Агамемнона. Хотя Клитеместра хочет заключить с демоном Плисфенидов[33] договор: предать забвению прошлое, с тем чтобы в дальнейшем в несчастном роду воцарился покой (1568–1573), ее пожеланию не суждено сбыться. Еще Кассандра предрекала приход мстителя за кровь отца; хор конкретизует это прорицание, называя имя Ореста: демон вернет его домой, и убийцы Агамемнона понесут наказание[34]. Соответственно Электра, совершая возлияние на могиле отца, призывает на голову убийц «злое проклятье» (Хо. 146). К «могущественным Проклятьям погубленных» (Хо. 406) взывают Орест и Электра, готовясь к мести за Агамемнона. В свою очередь, Клитеместра пытается отвести от себя смертельный удар, напоминая сыну о «родовых проклятьях» (Хо. 912). Ореста, как известно, это не останавливает, и он завершает своим поступком вереницу кровопролитий в роду Атридов, подвергаясь сам преследованию мстящих за кровь матери Эриний, которые «под землей зовутся Проклятьями» (Ев. 417). Таким образом, и месть Ореста не приносит окончательного решения судьбе Атридов. «Вот уже в третий раз над царским дворцом разразилась грозная буря с ураганом, — резюмирует хор в финале „Хоэфор“. — Первыми положили начало бедствия несчастного Фиеста, съевшего своих детей[35]. Затем — страдания царственного мужа: в ванной убитый, погиб вождь ахейцев. Теперь пришел третий — назвать его спасителем или смертью?» (1065–1074).
Длинная череда преступлений в роду Пелопидов, как видим, не является для Эсхила чем-то второстепенным: не указывая первоисточник вражды Атрея и Фиеста, он считает проклятье, тяготеющее над их потомками, «породнившимся» с домом (Аг. 1190, ср. Хо. 466). Род Атридов «спаян с бедой»: кто может изгнать из дома проклятое семя? (Аг. 1565 сл.). Аналогичную трактовку родового проклятья как некоей объективной реальности мы встретили уже в «Семерых» — с той, однако, разницей, что «черные Эринии», призванные Эдипом, не оставляют выхода субъективно невиновному Этеоклу, в то время как в «Орестее» на первый план выдвигается субъективная мотивировка поведения ее участников, которую мы рассмотрим во второй половине этой главы. Здесь важно подчеркнуть, что Эсхил отнюдь не стремится устранить из мифа об Атридах действие архаического закона кровной мести. Напротив, он дает ему столь же древнее обоснование, уходящее корнями в первобытную магию. «Кто, каким заклинанием может возвратить назад однажды пролившуюся на землю черную кровь человека, несущую смерть?» — вопрошает в «Агамемноне» хор (1017–1021). «Застывает, не растекаясь, в ожидании мщения-убийства, выпитая землей кровь»; «Есть закон: капли крови, пролитые на землю, требуют новой крови», — вторит аргосским старцам хор девушек в «Хоэфорах» (66 сл., 400–402). «Если однажды умер человек и земля впитала кровь, ей нет возврата», — заключает в «Евменидах» Аполлон (647 сл.), утверждая божественными устами убеждение, неоднократно высказанное смертными.
33
Плисфен, по некоторым версиям мифа, — сын Атрея и отец Агамемнона и Менелая. Однако, кроме Аг. 1570 и 1602, имя его у Эсхила нигде больше не встречается.