Характер драматического конфликта и задачи, возникающие перед его участниками, претерпевают существенную эволюцию на пути от «Орестеи» к «Ипполиту». У Эсхила деятельность индивидуума, независимо от его субъективных намерений, включается в цепь взаимосвязанных событий, ведущих в конечном счете к торжеству разумной закономерности, правящей миром. Антигоне приходится сознательно жертвовать жизнью, чтобы эту объективную закономерность отстоять. Медея вовсе не задается вопросом о смысле правящей миром божественной воли, так же, как Федра и Ипполит не пытаются найти ей какое-либо объяснение. Теперь задачей человека становится обрести в себе силы, чтобы вынести всю тяжесть ниспосланного ему нравственного испытания, не подвергая опасности другого. Федре эта задача оказывается не по плечу, Ипполит проявляет перед ее лицом мужественную стойкость, расплачиваясь жизнью за тщеславную мстительность Афродиты. Захотят ли новые герои Еврипида брать на себя ответственность за недоступные их пониманию замыслы богов? Будут ли они искать смысл в том, что происходит с ними и вокруг них? Обратимся за ответом к двум произведениям последнего десятилетия его творчества.
Глава VI. Трагедия спасения? «Елена» Еврипида
Трагедия Еврипида «Елена» не принадлежит к числу самых известных его произведений. Правда, при первой ее постановке на Великих Дионисиях 412 года она, по-видимому, привлекла внимание публики, потому что на следующий год Аристофан в комедии «Женщины на празднестве» («Фесмофориазусы») пародировал целую сцену из нее, где встречаются Менелай и Елена, а пародировать имело смысл только такую трагедию, которая должна была запомниться зрителям. В то же время, в отбор пьес Еврипида, произведенный для широкой публики во II в. н. э., «Елена» не вошла и сохранилась только благодаря случайности[187].
Очень разноречивы оценки «Елены» и у современных исследователей: редко кто считает ее подлинной трагедией; в лучшем случае готовы признать ее за трагикомедию с присутствием теологических и философских идей, хотя и пронизанных иронией. В худшем случае называют ее комедией от начала до конца, фарсом или даже пародией на его собственную «Ифигению в Тавриде», показанную незадолго до «Елены», как будто Еврипиду было мало пародий на его пьесы в комедиях!
Нельзя ли объяснить эту противоречивость во мнениях неожиданной переменой в отношении Еврипида к главной героине и вообще к спартанцам? Всего Еврипид написал на тему Троянской войны 11 трагедий, из которых только три не сохранились. В оставшихся семи, не считая «Елены», отношение к легкомысленной царице, ставшей причиной войны, да и к ее соплеменникам-спартанцам вполне однозначное. Как и подобало афинскому гражданину в годы Пелопоннесской войны, наш поэт выступал обличителем врагов афинян, обвиняя их в коварстве и жестокости, в частности, в «Андромахе».
В этой трагедии (середина 20-х гг.) было изображено, как спартанская царевна Гермиона, после окончания Троянской войны выданная замуж за сына Ахилла Неоптолема, пытается извести доставшуюся ему в качестве наложницы вдову Гектора Андромаху и ее сына от нового супруга, причем пользуется при этом содействием своего отца Менелая. Оба они не пренебрегают самыми низменными средствами, чтобы оторвать несчастную женщину от алтаря, где та ищет спасения, пока не успевает прийти к ней на помощь дед Неоптолема Пелей. Старик выручает обреченных на смерть, а попутно обвиняет Менелая в том, что тот ради своей распутной жены (хуже которой не было на свете) развязал войну, стоившую стольких жертв, а сам не проявлял в ней себя образцом храбрости. Он же виновен и в жертвоприношении Ифигении, а теперь еще нападает на беззащитную женщину (445–453, 590–641, 693–726).
Проклинают Елену в трагедии «Гекуба» (поставлена не многим позже «Андромахи») и заглавная героиня, ставшая добычей ахейцев после разорения Илиона, и плененные вместе с нею троянские женщины (265–271, 943–952). Гневное осуждение Елены продолжается в «Троянках» (415 г.): оно звучит в устах все тех же Гекубы и пленных троянок (132–137, 211), присоединяются к ним Кассандра (370–372) и Андромаха (597 сл., 766–773). Показательно, что жаждой мести охвачен и сам Менелай (901–905, 1055–1059), а на все попытки Елены оправдаться Гекуба находит возражение: пусть она не взваливает свою вину на спор трех богинь, глупую выдумку; Парис пленил ее красотой и богатством — не в пример дому Менелая; он не увез ее силой; во время войны было достаточно возможности вернуться к прежнему мужу (969–1028). Проклятья по адресу Елены и жажда мести ей повторяются и в трагедии «Ифигения в Тавриде» (ст. 354–358, 439–446, 525), поставленной, по наиболее распространенному мнению, через год после «Троянок». Для полноты картины прибавим упоминание Елены в самом мрачном свете в «Электре»[188], которая при всех спорах о ее датировке, во всяком случае, предшествовала «Елене».