Итак, вернемся к началу трагедии. После вступительного монолога Елены на орхестре появляется Тевкр — сводный брат Аякса, которого их отец Теламон изгнал за то, что тот не сумел уберечь брата от гибели под Троей. И вот Тевкр, которому оракул Аполлона предписал основать на Кипре город Саламин, оказывается в Египте, чтобы узнать у пророчицы Феонои, дочери Протея, как ему туда попасть (144–150), в версии Еврипида это явная несообразность, потому что за семь лет, прошедших после окончания Троянской войны (111 сл.), можно было не один раз избороздить все Средиземное море, не говоря уже о том, что цели своей Тевкр не достигает: Елена советует ему скрыться, чтобы не попасться на глаза Феоклимену, который обрекает на смерть любого эллина, оказавшегося в Египте (155). На самом же деле, Тевкр нужен автору для того, чтобы принести женщине, похожей на Елену (не может же он признать, что в Египте ему встретилась та самая Елена, за которую греки воевали целых десять лет под Троей!) печальные известия: ее мать Леда, не вынеся позорного бегства дочери с Александром, повесилась; Менелая, по всей видимости, нет в живых, да и о божественных братьях Елены Диоскурах ходят разные слухи: то ли они превращены Зевсом в звезды, то ли тоже умерли (126–142).
Неудивительно, что ответы Тевкра на вопросы Елены повергают ее в полное отчаяние. Парод (164–252), составленный из чередующихся строф Елены и хора[195], напоминает тренос — скорбную песнь о Елене с ее трудной судьбой. «Заводя великий плач о великих страданиях, какой вопль испустить? К какому напеву приступить в слезах, или в жалобах, или в горестях?», — спрашивает сама себя Елена перед началом парода (164–166). Как в этой партии, так и в предшествовавшем ей прологе и до самого ухода Елены вместе с хором с орхестры, а также в последующей сцене Менелая будут без конца звучать мотивы гибели, несчастья, скорби, стонов. Елена погибла, став ненавистной всей Элладе (54, 72, 81) и будучи жертвой своей красоты (133, 305), но при этом погубила и ахейцев и Трою[196]. Каких только бед она не пережила![197] И вот теперь Тевкр принес известие о гибели Менелая — последняя надежда на возвращение у Елены отрезана (277–279)!
Хор пытается внести некоторое успокоение в душу Елены: надо спросить у Феонои, правда ли, что Менелая нет на свете, и Елена следует разумному совету (315–326), вместе с хором покидая орхестру.
Появление вслед за этим самого Менелая ничуть не смягчает ситуации: разорив Трою, он с тех пор скитался, несчастный (401, 408), по морскому простору, пока не потерпел кораблекрушение, завершившее череду бед (436, 510). Всего понятия, обозначающие бедствия и плач по погибшим или, как Елена, обреченным на погибель, встречаются на протяжение первых 514 стихов не менее ста двадцати раз, из них формы глагола ολυμι «губить» и производных, равно как и формы субстантивированного прилагательного κακον «зло» — по 22 раза. Не приходится сомневаться, что зритель чувствовал себя погруженным в атмосферу трагической безнадежности. Не прибавлял положительных эмоций к этой картине и внешний вид Менелая, прикрывавшего тело лохмотьями от одежды, пострадавшей при кораблекрушении (416, 421–424)[198]; вдобавок ему еще, как нищему, приходится искать пропитания для себя и остатков своего воинства (420, 428 сл., 502)[199]. Вышедшая из дворца Старуха-привратница обращается с покорителем Трои не слишком вежливо, толкая его и предлагая убраться поскорее подобру-поздорову, невзирая на его слезы (445, 450–458). Исследователи справедливо обращают внимание на элемент гротеска в этой сцене: старуха в качестве сторожа, прогоняющего непрошеного гостя, была бы более уместна в борделе, чем при дворце египетского царя. Едва ли, однако, следует усматривать черты гротеска и в образе Менелая: героев в лохмотьях зрители Еврипида видели не в первый раз[200], а несколько преувеличенное представление Менелая о его роли в победе над Троей[201] еще не делают его прообразом хвастливого воина позднейшей греко-римской комедии. Во всяком случае, текст не дает никаких оснований ни здесь, ни позже для обвинения его в трусости[202], можно говорить только об известном снижении трагической ситуации. Более существенным представляется другой мотив.
195
Так же, со включением арий солистки, построены пароды в близких по времени к «Елене» трагедиях Еврипида «Ифигения в Тавриде» и «Электра».
199
Ср. 791: Елена приходит в ужас при мысли, что Менелаю пришлось думать о том, как бы раздобыть еды.