— Я не собираюсь пререкаться с вами. Не то настроение. — Гэлбрейт прошел мимо Уикса, взял еще один бокал и налил себе лимонной воды. — Молодой человек, — снова обратился он к Мэтью, — почему вы здесь?
— Я…
— Вам не нужно ничего объяснять, — прервал его Харрис. — Дункан, я уже говорил вам, почему собирался привлечь к этому делу мистера Корбетта. Нам нужны мысли и мнение человека, который не связан с этой семьей. — Он повернулся к дворецкому. — Уикс, ты так и не ответил на мой вопрос. У Форбса были еще какие-нибудь… контакты с призраком?
— Нет, сэр, не было. По крайней мере, он ни с кем не делился рассказами об этом.
Мэтью подумал, что пришло время для его собственного заявления.
— Я бы хотел встретиться с Форбсом, если это возможно.
— Невозможно, — ответил доктор. — Я только что дал ему снотворное и, надеюсь, он будет спокойно спать всю ночь.
— Могу я поинтересоваться, что за средство вы ему даете? — спросил Мэтью.
На него уставились холодные темные глаза из-под очков.
— О, стало быть, теперь вы эксперт в области химии?
— Раз уж я здесь, пожалуйста, позвольте мне делать мою работу.
Гэлбрейт презрительно фыркнул и прищурился.
— У вас заметный шрам на лбу. Вы получили его, играя в рогатки с детьми?
Мэтью почувствовал, как щеки предательски заливаются краской. Он решил, что с него хватит этого неуважительного высокомерного отношения. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, хотя все его внутренности были готовы взорваться от гнева:
— Я получил этот шрам от когтя медведя, напавшего на меня во Флориде. Я мог бы умереть, но индейское племя спасло мне жизнь.
Гэлбрейта это не впечатлило.
— И какого черта вы забыли во Флориде?
— Я помогал молодой женщине, которую обвинили в колдовстве, сбежать от своих мучителей и предстоящей казни. Она была невиновна, и ее оклеветали злоумышленники. У меня нет никакого желания распространяться об их действиях и мотивах. О, кстати, я убил того медведя кинжалом. Может, вы хотите еще что-нибудь узнать обо мне?
Доктор молчал.
Харрис первым нарушил напряженную тишину.
— Какой у вас размер ботинок? — спросил он.
Уикс прочистил горло и дипломатично отвернулся. Тем временем на лице Харриса показалась хитрая ухмылка. Лицо Гэлбрейта оставалось все таким же непроницаемым и холодным.
— Я полагаю, — продолжил Мэтью, — что вы давали только средство для сна? И не практиковали кровопускание? Один мой друг скончался от чрезмерного кровопускания, так что у меня неприятный опыт с этой процедурой.
— Никакого кровопускания, — сказал Гэлбрейт, дав себе несколько секунд на раздумья. — Однако я действительно полагаю, что Форбсу может потребоваться наладить баланс жидкостей[27], если его состояние сохранится. Что касается снадобья, то оно — моего собственного приготовления. В нем ромашка, сок лайма, опиум и ртуть[28]. — Он посмотрел на Харриса. — Кстати, Симона спрашивала о вас задолго до ужина. Она весь день пролежала в постели и жаловалась на возобновившуюся боль в суставах. Я давал ей снотворное, как вы велели, с добавлением опиума.
— Моя жена, — сказал Харрис с посерьезневшим выражением лица, — как бы так выразиться? Хрупкой породы. Она всегда была слаба здоровьем, но с тех пор, как мы приехали сюда, ей стало хуже. — Он повернулся к доктору. — Она сейчас не спит?
— Если и не спит, то совсем скоро уснет. Вам лучше подняться наверх.
— Конечно. Уикс, пожалуйста, проводи Мэтью в его комнату. Я полагаю, все уже приготовлено?
— Да, сэр, камин уже разожжен, а на койке есть одеяло.
— Хорошо. Ох… Мэтью, отец привез сюда свою коллекцию книг. Возможно, она вас заинтересует, вы ведь искушенный читатель. Покажи ему книжный зал, Уикс. А теперь… извините меня, я должен откланяться. До завтра, Мэтью. — Он кивнул и слегка улыбнулся. — Еще раз спасибо вам за то, что приехали. — С этими словами Харрис поднялся со стула, взял канделябр и поспешил прочь из кухни.
Гэлбрейт взболтал лимонную воду в своем бокале и посмотрел на Мэтью поверх очков.
— Тот медведь, должно быть, был очень большой? — задумчиво спросил он.
— Огромный. Хотя у него был всего один глаз, — сказал Мэтью.
— Повезло, что он не оторвал вам голову.
— Он пытался.
27
Отсылка к гуморальной теории, заключающейся в том, что в теле человека текут четыре основные жидкости (гуморы): кровь, флегма (слизь), желтая желчь и черная желчь. В норме эти жидкости находятся в балансе, однако избыток одной из нескольких вызывает практически любые внутренние болезни. Соответственно, лечение заключается в удалении излишнего гумора. Обычно это осуществлялось специально подобранным питанием, компенсирующим недостающий гумор, и психологическими средствами. Каждой жидкости соответствовала природная стихия и два «состояния вещества» (сухое/влажное; теплое/холодное), а превалирующее значение той или иной жидкости определяло темперамент, то есть характер человека. Сложившееся постепенно деление на четыре гумора сохранилось в неизменном виде до Средних веков.