Но Полиссена вполне была готова продемонстрировать всю свою красоту тому, кто ждал ее в церкви: пусть он и священнослужитель, но, как ей известно, отнюдь не равнодушен к женскому очарованию. По крайней мере, так утверждал ее кузен Антонио. Предстоящая беседа была настолько важна для будущего семьи, что Полиссена никак не могла позволить себе потерпеть неудачу. Вот почему Антонио и настоял на том, чтобы именно она встретилась с патриархом Аквилеи. Надо испробовать все пути, сказал кузен, заговорщически блеснув глазами.
Полиссена согласилась. Теперь она шла к церкви с замирающим сердцем, безумно боясь наткнуться на каких-нибудь проходимцев, которые вечно слоняются по улицам в этой части города, например на николотти — жителей квартала близ Сан-Николо, состоящих в кровной вражде с кастеллани, кланом из района Кастелло.
Естественно, Полиссена Кондульмер не имела никакого отношения к воюющим кланам, но она, несомненно, подвергалась серьезному риску, придя сюда. Не случайно ее муж и брат поначалу воспротивились плану Антонио. Однако она твердо стояла на своем, и мужчинам пришлось согласиться, правда с условием, что ее сопроводит слуга из дома Барбо — мускулистый широкоплечий парень, сильный, как бык. Рядом с ним Полиссена чувствовала себя в безопасности, однако в церковь ей предстояло войти одной, чтобы не навлечь лишних подозрений, и страх скользнул у женщины по спине неприятным холодком.
Она прошла несколько шагов между гладких колонн правого нефа и увидела, как в полумраке одной из ниш шевельнулся человек — по всей видимости, именно тот, с кем ей предстояло встретиться. Полиссена решительно двинулась вперед, повторяя про себя, что все обязательно пройдет наилучшим образом. Ее шаги гулким эхом отдавались в пустой церкви. Она надеялась, что святой Николай, в честь которого воздвигли церковь, и сами стены храма Божьего защитят ее, но все же на всякий случай спрятала острый кинжал во внутренний карман накидки.
Полиссена приблизилась к ожидавшему ее человеку, и тот вышел из полумрака. Его лицо избороздили морщины, но магнетический взгляд голубых глаз, похожих на капли воды, проникал в самое сердце. Женщине показалось, будто она видит в них отражение своей души. В остальном кардинал Антонио Панчьера казался вполне заурядным: около семидесяти лет, не слишком высокого роста, с широким лбом и редкими пучками седых волос, торчавшими из-за ушей. Большой нос и широкий подбородок тоже не добавляли ему красоты, однако Полиссена была вынуждена признать, что его лицо приковывало внимание и странным образом завораживало.
На кардинале было монашеское одеяние — тяжелая черная ряса с капюшоном, которая лишь ярче подчеркивала сияние его глаз. Показная скромность наряда говорила о том, что служитель церкви намерен проявить максимальную осторожность.
Полиссена подошла ближе, и Антонио Панчьера протянул ей руку. Женщина поднесла ее к губам, опустившись в еле заметном поклоне, чтобы не выказывать слишком открытое почтение кардиналу, пожелавшему сохранить инкогнито.
— Итак, мадонна[9], вот мы и встретились в одной из самых старинных церквей Венеции, — спокойно произнес Панчьера.
— Мы одни, ваше высокопреосвященство? — прошептала Полиссена Кондульмер.
Кардинал кивнул и пояснил:
— Бедные здешние монахи переживают не лучшие времена, как вы можете заметить по голым стенам и колоннам церкви. Братья с радостью приняли мое скромное пожертвование и пообещали, что никто нас не побеспокоит. Так что вам нечего бояться, можете говорить свободно. Если не ошибаюсь, ваш кузен Антонио проявил изрядную настойчивость, добиваясь этой встречи.
Полиссена знала, что подходить к делу нужно осторожно. Излишняя откровенность недопустима, однако нужно объяснить кардиналу, в чем состоит просьба. Она решила начать издалека:
— Ваше высокопреосвященство, конечно же, вы спрашиваете себя, зачем я здесь. При этом для вас, безусловно, не секрет, что я принадлежу к роду, который уже много лет проявляет особую чуткость и истинную преданность вере и духовной жизни.