— Понимаете, дон Рафаэль, никто не отрицает, что несколько лет назад Франческо Сфорца оказал нам неоценимую услугу, прислав своего брата Алессандро с двумя тысячами солдат во время войны с баронами-предателями и Жаном Анжуйским, — говорил король. — Я ни в коем случае не собираюсь ставить это под сомнение. Однако Галеаццо требует то, чего у меня нет. Несколько месяцев назад, когда Бартоломео Коллеони вторгся в Романью, угрожая границам Миланского герцогства, я сразу же отправил нашего Роберто Орсини с двенадцатью отрядами рыцарей. После этого я также приказал Альфонсо д’Авалосу и Альфонсо Второму Арагонскому, герцогу Калабрии, присоединиться к ним. Всего я выделил четыре тысячи человек на помощь Галеаццо Марии Сфорце в Романье, однако ему все мало. Мы первыми встали на защиту Милана вместе с Федерико да Монтефельтро, капитаном войска Итальянской лиги. Не удовлетворенный этим, герцог Миланский заявил, что я должен дать ему двадцать тысяч дукатов для войны против Бартоломео Коллеони во имя нашего союза. Я смог выделить только пятнадцать тысяч, за что он назвал меня предателем. И поверьте, герцог не стеснялся в выражениях. Вот уже не первый месяц он твердит, что я не хочу помогать ему, но это неправда. Мои поступки ясно говорят об обратном. Не считая того, что победа в битве при Риккардине положила конец воинственным поползновениям Коллеони, то есть проблема решена.
— Ваше величество, не может быть никаких сомнений в том, что вы проявили безграничную щедрость, — заверил дон Рафаэль. — Ни один честный человек не осудил бы вас.
Ферранте кивнул:
— Сказать по правде, мне тоже так кажется, и ваши слова тому подтверждение. По-моему, это как раз молодой Сфорца ведет себя нечестно. Не говоря уже о том, что вместо того, чтобы развязывать сражение; он мог бы просто приехать в Романью, показать свою военную мощь, а потом спокойно вернуться в Милан.
— Я слышал, герцоги Савойские объявили ему войну.
— Это правда. Пьемонтцы очень коварны. Они убедили его взять в жены Бону, а в это время уже готовили наступление. С тех пор как молодой герцог перестал слушать советы своей матери, Бьянки Марии, он совершает одну ошибку за другой. Милан превратился в бочку с порохом, готовую взорваться в любой момент.
— Mala tempora currunt![24]
— Боюсь, именно так.
— Но я хочу сказать вам кое-что, ваше величество.
— Слушаю вас. Да вы уже, наверное, поняли, что я явился в ваш чудесный дом без предупреждения как раз потому, что хотел поинтересоваться вашим мнением.
— Подобными словами вы оказываете мне честь. Итак, мне кажется, дела обстоят следующим образом. Во-первых, сегодня вы, вне всяких сомнений, опытный правитель из участников Итальянской лиги. Как вы и сказали, Галеаццо Мария, к сожалению, сделан совсем из другого теста, чем его отец, а перестав прислушиваться к матери, о которой рассказывают настоящие чудеса, он проявляет все типичные недостатки юности: легкомыслие, высокомерие и неумение себя вести. Не говоря уже о том, что он остается внуком Филиппо Марии Висконти — человека, всю жизнь шедшего рука об руку с безумием. Что-то от деда, несомненно, досталось и внуку. Венеция, как всегда, двулична, на нее ни в чем нельзя положиться. Взять хотя бы то, что официально венецианцы объявили о своем нейтралитете во время нападения Коллеони, а на самом деле они подпольными путями выделяли средства на его кампанию. Создается впечатление, что правители этой республики специально раскачивают политическое равновесие, установившееся в Италии. Что же до Флоренции, то там правит Пьеро де Медичи — человек, бесспорно, умный, но плохо разбирающийся в военных вопросах, да еще и со слабым здоровьем. Его сын Лоренцо имеет шансы проявить себя отменным политиком и стратегом, но пока он слишком молод. Папа римский — венецианец, и этим все сказано. Про герцогов Савойских мы уже говорили. Из всего этого следует, что ответственность за Лигу по большей части ложится именно на вас. Еще один момент, о котором нельзя забывать, — это то, что Лига была основана во имя сохранения мира. Если же кто-то хочет использовать ее для завоевания новых земель, это полностью противоречит изначальной цели. Понятно, что в настоящий момент герцог Миланский вынужден защищаться, но в какой мере враждебность по отношению к нему обусловлена его же собственными ошибками? Совершенно очевидно, что с таким поведением он никогда не сможет иметь много союзников, и в этом его главная беда. Так что, мне кажется, если он продолжит требовать слишком многого, лучшее решение — выйти из Лиги и заниматься собственным королевством, которое после всей пролитой крови заслужило немного спокойствия. Как вы считаете?