— Авы откуда это знаете?
— Она сама сказала мне перед смертью.
Катерине показалось, что отец искренне тронут. На краткий миг у него на глазах заблестели слезы.
— Пойдемте, а то ваш сапсан сам съест всю добычу, — сказал герцог.
— И это будет справедливо, отец, ведь это он ее поймал.
— А ведь вы правы, — отозвался Галеаццо Мария.
1474
ГЛАВА 116
ПУБЛИЧНАЯ ЭКЗЕКУЦИЯ
Миланское герцогство, площадь Ветра
Колу Монтано приковали к позорному столбу. Желающих посмотреть на экзекуцию собралось столько, что на площади Ветра яблоку негде было упасть. Галеаццо Мария Сфорца восседал на деревянной трибуне и наблюдал за приготовлениями палача: преступнику предстояло понести образцовое наказание.
— Кола Монтано! — провозгласил Чикко Симонетта, поднявшись со своей скамьи, стоявшей рядом с герцогской. — Сегодня печальный день для нашего города. Все мы стали свидетелями проявленной вами неблагодарности и неуважения к герцогу Милана. Шесть лет тому назад он без малейших сомнений доверил вам кафедру словесности университета. А вы чем отплатили ему за это?
Чикко подождал, пока его слова произведут нужный эффект на толпу. Мужчины и женщины на площади не отрывали от него глаз и затаили дыхание. Однако Чикко вовсе не собирался давать право слова опасному ученому, который пытался опорочить герцога, сея вокруг ненависть и сомнения в его власти. Он выдержал паузу и сам ответил на свой вопрос:
— Я скажу вам чем! Распространял клевету и ыебмме речи, зарождая в душах гнев и зависть. Не вам ли принадлежат эти слова? Animo gravi et /опилило aiiguod praeciantm facinus cog Hare inciperem guampiurimorum Athenicnsium, Carthaginiensium et Romanorum vestigia imitando guos pro patria fortissime facientes fusse laudem aeternam conseguutos[26]. И вы отлично знаете, что они означают! Вы же все-таки преподаватель латыни. — Чикко зло усмехнулся. — Но для общей пользы позвольте мне освежить вашу память, объяснив столь безумные речи простыми словами: эта фраза на латыни, произнесенная вами во время занятий, означает, что тот, кто, следуя древним учениям, совершает злодеяния во благо собственной страны, заслуживает вечной славы. Всем абсолютно очевидно, — продолжил Чикко, — что подобные высказывания нацелены исключительно на разжигание ненависти по отношению к нашему любимому герцогу Галеаццо Марии Сфорце с целью свергнуть его с законно занимаемого престола. Поскольку подобные действия являются совершенно неприемлемыми, герцогский суд постановил подвергнуть вас наказанию в виде тридцати ударов плетью. Пусть боль и унижение помогут вам вспомнить, что подстрекательство к восстанию — тяжелейшее преступление, караемое смертью. Только заступничество герцога, который всегда уважал вас и вручил вам кафедру, с которой вы так вероломно оклеветали его, спасло вашу жизнь! Понятно?
Кола Монтано стоял, повернувшись обнаженной спиной к толпе, его руки привязали к столбу. Одетый в лохмотья, со склоненной головой, он представлял собой идеальную жертву. Измученный долгими днями в заточении, которое он перенес, прежде чем подвергнуться публичному наказанию, он медленно произнес слабым голосом:
— Меня наказывают несправедливо, потому что я никогда такого не говорил…
— Так вы обвиняете нас во лжи? — воскликнул Чикко. — Хотите сказать, что герцог все выдумал?
Кола Монтано тяжело вздохнул. Было видно, что говорить ему очень тяжело.
— Нет, я хочу сказать, что произошла ошибка.
— Я так не думаю, — отрезал Чикко. — Несколько ваших студентов дали показания, подтвердив то, что я только что сообщил. Так что вы не только разжигали ненависть к законному правителю, но еще и не хотите признать свою вину! Если так вы демонстрируете раскаяние, то пусть Господь сжалится над вами! — И советник герцога приказал: — Начинайте!
Когда он опустился на свое место, Галеаццо Мария Сфорца одобрительно кивнул: речь Чикко ему понравилась.
Тем временем толпа зашумела, желая видеть, как ученого мужа изобьют плетьми. Кто-то выкрикнул проклятие в адрес Колы Монтано. Вдохновленные примером, за ним последовали другие, и вскоре уже весь народ на площади осыпал несчастного ругательствами. Герцог был явно доволен.
Палач поднял кнут и ударил Колу Монтано по спине. Вскоре на белой коже выступили красные следы. По щекам жертвы катились слезы, воздух оглашали душераздирающие крики.
По мере того как кнут поднимался в воздух и хлестал по спине несчастного, вопли толпы утихли.
На площади воцарилась зловещая тишина. Тысячи глаз, еще недавно неотрывно смотревших на преступника и жаждавших крови, теперь едва выносили ужасное зрелище.
26
Если бы я, преисполнившись уверенности и решимости, мог задумать некое великое деяние, подражая примеру жителей Афин, Карфагена и Рима, кои думали исключительно о пользе для своей Родины и заслужили вечную славу! (лат.)