Декарт обладает мощным умом, но его сердце и воля ущербны. В нем атрофировано как религиозное, так и нравственное чувство.
Лютер очень страдал от того, что он, грешник, не был уверен в своем спасении, и потому создал систему, отменяющую любое сомнение: «Я спасен, если верую, что Христос – мой спаситель. Не важны мои грехи – сколько их и какие они».
Декарт тоже хотел уверенности – только не в сфере спасения, как Лютер, а в сфере познания. При этом он хотел уверенности не богословской, не метафизической, не интуитивной, а математической. Для него уверенность может быть только математической. «Особенно нравилась мне математика, – пишет он, – из-за достоверности и очевидности ее доводов»[15].
Стремление к достоверности познания – разумно (нельзя верить во что угодно), но стремление к достоверности исключительно математической – безумно. Человек познает сначала сердцем, а потом уже разумом. «Сердцем, – пишет Паскаль, – мы постигаем первые начала (…). Знание первых начал – пространства, времени, движения, числа – не менее прочно, чем знание, которое дает логический разум (…). Первые начала чувствуются, теоремы доказываются. И то и другое достоверно, хотя мы и приходим к этому разными путями»[16].
Декарт сомневается в реальности первых начал. Интуиция бытия чужда ему, а сердце бесполезно как инструмент познания. Подлинное познание – познание математическое. По мнению Декарта, «наука», не основанная на математике, не является наукой.
Согласно Декарту мы познаем истину посредством метода «ясных и отчетливых идей». Ясные и отчетливые идеи – идеи, математически очевидные. Эти-то идеи и есть материал науки. Все остальные идеи должны быть сведены к ним или исключены. Этот мир совершенно проницаем для нашего человеческого взгляда, поскольку он всего лишь геометрическая протяженность, целиком подчиненная нашему разуму.
В отличие от философов Средневековья, провозглашавших единство тела и духа, Декарт убежден, что человек – не единый организм, а два совершенно независимых друг от друга начала: дух и тело.
По мнению Декарта, дух познает мир не через тело (чувства), а по наитию. Декарт перестраивает человеческий разум по ангельскому образцу. Ангелы – бестелесные существа. Ангелы познают не чувствами, а посредством врожденных идей, которые они получили от Бога в момент их сотворения. Ангелы познают сотворенное непосредственно, прямо, по наитию. Они не рассуждают, а видят. «Ясные и отчетливые идеи» Декарта, как и ангельские идеи, исходят от Бога, а не от материального мира. По мнению французского философа, человеческий интеллект, как и ангельский, не рассуждает, а сразу видит реальность такой, какая она есть.
Если, по Декарту, дух не нуждается в теле, то тело, в свою очередь, не нуждается в духе: это машина, которая движется сама собой.
Декарт преувеличивает возможности человеческого духа и принижает достоинство человеческого тела. Он не понимает, что человек – не ангел, а тело человека – не машина: его поддерживает и оживляет дух.
Картезианский человек – не человек. Это ангел или машина. Декарт, по сути, отец как современного идеализма, так и материализма.
«Ошибочно считать, что идеи (понятия) исходят из вещей», – утверждает Декарт. Люди, говорит он, склонны верить, что посторонняя вещь запечатлевает в них свой образ, но это только вера, а не доказательство. «Чувства часто нас обманывают», поэтому познание внешних вещей должно осуществляться умом, а не чувствами.
Декарт не понимает, что человек познает интеллектом и чувствами одновременно. Только ангел в силах познавать одним интеллектом.
В сфере познания Кант доведет до конца дело Декарта. Он, грубо говоря, скажет французскому философу: «Ты прав, Рене, когда говоришь, что чувства бесполезны в процессе познания, но ты заблуждаешься, когда утверждаешь, что человек познает по наитию. Мыслящий интеллект познает лишь мысль о вещи, а вот саму вещь, стоящую за этой мыслью, познать невозможно».
Декарт закрыл традиционный путь познания и открыл новый, но этот новый путь оказался неверным. «Методическое сомнение» Декарта («сомневаюсь, чтобы познать реальность») обернулось у Канта сплошным агностицизмом («я познаю только свою мысль, бытие непостижимо, реальность непознаваема»), а у Гегеля – абсолютным идеализмом («моя мысль и есть бытие, нет смысла искать его вне моей мысли, моя мысль производит реальность»).
16
Б. Паскаль.