— Полагаю, в первую очередь, разведданные, по стране. Расположение воинских частей и укреплений, полицейских участков, электрических станций, водокачек, складов оружия, которые Болгария не имела права содержать. Вероятно информация о наших людях и каналах связи Белград — София — Тырново. Возможно, документы главкома о едином плане действий, адресованные царю Борису, долженствующие оказать определенный нажим на правительство Стамболийского и на Генуэзскую конференцию. Плохо, очень плохо! Борис боится Стамболийского, хотя и не прочь скинуть его нашими руками. Если предположить, что все так, как вы говорите, нм в Софии и Белграде удастся вывернуться. Не следует ли нам подготовиться к объявлению общей тревоги? И срочно подумать над приказом?
— Имеющим целью какие действия, позвольте спросить, господин командующий?
— Цель? Идти на Софию, в блоке с недовольными свергнуть правительство. Утвердить Бориса, военную диктатуру — черт его знает! Это дело политиков! В случае неудачи отступать с боями, перейти границу сербов и хорватов.
— Боюсь, что для разработки подобных далеко идущих планов вам понадобится...
— Ну, ну! Сколько?!
— Минимум дня два, господин командующий.
— Так действуйте! Идите и действуйте. Днем и ночью, с напряжением всех сил. Даю вам сутки!
Вечером Кутепов получил удручающее сообщение из Софии. Одновременно с акцией в «Континентале» был произведен обыск и в русской военной миссии, задержан генерал Вязьмитинов. При нем найдены шифры, используемые главным командованием. Полиция немедленно арестовала двух чиновников — болгар, привлеченных к сотрудничеству Вязьмитиновым. Материалы, изъятые у Самохвалова, квалифицируются как документы, изобличающие русских в подготовке государственного переворота.
Предоставленный самому себе (генералы ловко отказывались обсуждать его инициативу, придумывали любой повод отказа от совещаний), Кутепов решил... выждать. Он послал офицера на свою дачу с необычным названием Забележка[1], вокруг которой в виноградниках расположился вооруженный отряд, с приказом сохранять полную боевую готовность. Другой связной на генеральском автомобиле помчался в казармы и вскоре, выехав через южный вход, сумел исчезнуть, оторвавшись от наблюдавших за ним болгарских жандармов. Небольшой группе офицеров, собранных в Русском доме, предписывалось по первому сигналу начать движение на защиту дома командующего. И все же это были не действия, а лишь подготовка к действиям. Потом Кутепов неоднократно жалел об этом: говорил, история Балкан могла пойти по иному пути...
Днем 11 мая в дом, где квартировал командир 1-го корпуса, неожиданно нагрянули жандармы и солдаты, предводительствуемые начальником болгарского гарнизона. Часовой был снят ими с поста. А дежурный офицер конвоя есаул Андреев, отказавшийся пропустить представителей властей, избит и связан. Начальник гарнизона с двумя солдатами, жандармом и человеком в цивильном проникли в кабинет. Кутепов ждал их в форме, стоя лицом к окну и напряженно сжимая нерасстегнутую кобуру браунинга.
— Что вам угодно, господа? — спросил он строго, не поворачиваясь.
Вперед выступил человек в горчичного цвета сюртуке, с острым, выдающимся вперед тонким носом и острым треугольным подбородком.
— Имеется необходимость произвести у вас обыск, генерал.
— По какому праву? — Кутепов резко повернулся. Голос его дрожал от гнева.
— По приказу военного министра. Обыски проводятся одновременно и у других русских военачальников, во всех городах.
— Я арестован?
— Никак нет, господин генерал.
Этот «шпак», слава богу, был почтителен, и Кутепов чуть расслабился, обретая привычную сановность и уверенность. Он прошелся перед офицером и солдатами, стоящими посреди кабинета, всматриваясь в их лица, точно стараясь запомнить каждое. Спросил строго:
— Так что же вам угодно?
— Ключи от стола, шкафа, сейфа, если таковой имеется, просим!
— Все открыто, братушки, можете смело приступать! Может, скажете о предмете поисков, и я помогу вам?
Штатский вопросительно посмотрел на офицера, тихо спросил его о чем-то. Тот пожал плечами. Обыск начался. Работали споро, профессионально. Впрочем, с предельной аккуратностью, так, точно им было предписано не оставлять никаких следов своей работы.
— Вы русский, сударь? — спросил Кутепов, усаживаясь в кресло.
— Не имеет значения, генерал, — ответил «шпак».
— У меня заявление, сударь. Прошу записать и перевести вашему... Тем, кто послал вас сюда.
— Слушаю, генерал.
— Я решительно протестую против всего, что тут происходит, и буду жаловаться — это первое. Второе. Требую немедленно освободить моего офицера: есаул Андреев выполнял долг и препятствовал свершению вашей беззаконной акции... И, наконец, прошу препроводить сюда, вероятно, задержанных внизу мою жену Лидию Кутепову и моего вестового Федора Бенько.