Я взглянул на дверь… Мощная дверь, которую пробьет не всякая пуля… Так вот, мои друзья, мои братья, мои защитники, у этого мертвого предмета, у обычной дубовой двери появилось лицо. Эта безжизненная деталь дома, сделанная из дерева, никогда не вздрагивающая в ответ на укус пилы или удар топора, испытывала страдание!
О, я не могу передать вам, как кошмарно выглядят неживые предметы, испытывающие боль! Представьте жуткое пробуждение трупа, испытывающего непонятные муки…
Какие свирепые когти появились из глубин ада, чтобы мучить загадочную душу предметов, которые мы считаем неживыми?
И я увидел, что на балках, скривившихся от боли, появились пять круглых дыр, из которых сочилась отвратительная черная слизь. Пять кровоточащих ран!
Все предметы вокруг меня выглядели растерянными, встревоженными, непохожими на самих себя. Как вы считаете, всегда ли мы можем услышать раздающиеся рядом с нами звуки? И улавливают ли наши уши все звуковые волны, рождающиеся вблизи от нас?
— Считается, что не все, — промолвил Арн Бир, обрадовавшийся возможности заговорить среди нарастающего ужаса и произнести несколько обычных слов.
— Нет, — крикнул незнакомец, которого не устроило это слишком спокойное объяснение. — Нет, потому что все предметы вокруг меня выли от отвратительного страха, и их вопли, переплетающиеся с тишиной, мой мозг воспринимал как звуки чудовищного ужаса.
Глоток виски позволил рассказчику немного передохнуть.
— Как хорошо, что можно выпить, — пробормотал он. — Каким чудесным другом может стать виски в трудную минуту…
— Так вот, — продолжал он, — когда я уловил доносящееся издалека, откуда-то с севера, приглушенное громыхание надвигающейся грозы, я понял, что оно, ставшее в тысячу раз сильнее благодаря крылатым существам бури, на этот раз не остановится перед дверью. И оно, это воплощение ночи, войдет в хижину.
— Какую неприятную историю вы рассказываете, — недовольно пробурчал Пиффшнюр. — Ее неприятно слушать. Вы не знаете ничего повеселее?
Незнакомец не ответил; его мысли блуждали в окружавшей нас тишине.
— Тогда я знаю одну гораздо более веселую историю, — с гордостью заявил Пиффшнюр. — Вы только представьте, что у фрау Хольц, хозяйки кабачка «Zum lustigen Hollander»[84] в Атоне, был белый попугай, который не умел говорить.
Тогда я и двое моих приятелей, матросов с лихтера, рассказали ей, что белые попугаи не умеют говорить с рождения, и что ее попугая, чтобы заставить говорить, надо выкрасить в зеленый цвет. За этот добрый совет она рассчиталась с нами бутылкой отличного шнапса!
— Вам не кажется, — спросил незнакомец, — что буря прошла?
— Полагаю, вы правы, — сказал Хольмер.
— Вы уверены? — незнакомец вздохнул с облегчением, и резкие черты его лица внезапно смягчились.
— Не сомневаюсь. Погода явно улучшается. Хлебните-ка еще немного виски.
— Спасибо. Конечно, мне не помешает еще малость подкрепиться. Видите ли, в такую адскую погоду я всегда превращаюсь в бедолагу, которого преследуют демоны.
Он уже улыбался, успокоившись, и, казалось, извинялся перед нами за свой страх.
— Это было оно, — сказал он. — Что это такое? Существует ли это «оно» на самом деле? Думаю, что да, но хотел бы я знать, что это такое? Полагаю, что это безумие, мания, вызванная одиночеством, набрасывающаяся на нашу голову и пытающаяся проникнуть в наш мозг.
— Это настоящая символика, или даже поэма, — с улыбкой кивнул Арн Бир.
— Надо стараться избегать подобных потрясений, — пробормотал Хольмер. — В таком краю, как этот, страх никогда не приводит ни к чему хорошему. От страха у самых крепких мужчин кости превращаются в тесто.
— И тогда наша хозяйка, эта добрая женщина, запихнула свою птичку в банку с зеленой краской, — продолжил свою историю Пиффшнюр. — И самым удивительным было то, что птица после этого заговорила! Только она принялась выкрикивать гнусные фразы вроде «Ты свинья!» или «Провались в ад!» и тому подобное. На следующий день попугай сдох, отравившись зеленой краской, которая, как оказалось, была плохого качества. Правда, фрау Хольц сказала, что такой конец ее вполне устраивает, иначе ей пришлось бы постоянно краснеть за столь плохо воспитанную птицу.
— Эй, что это такое? — вскрикнул незнакомец, вскочивший в ужасе.
Откуда-то издалека донеслось завывание, полное бешенства и угрозы.
— Буря описала петлю, и теперь возвращается, — простодушно сообщил Пиффшнюр, довольный, что ему удалось рассказать до конца свою дурацкую историю.