Цирцея Берди была странным существом. Закончив университет, она отправилась в Грецию, откуда вернулась через несколько лет с новым переводом Гомера, принесшим ей подлинную славу, а также с новой версией «Одиссеи».
Второй перевод был принят издателями только после серьезной переработки и больших сокращений. Эйб Берди внезапно вспомнил, что на одной из выброшенных страниц находилась фраза, таким странным образом застрявшая в его памяти.
«Магия…»
В этой фразе шла речь о волшебнице Цирцее, дочери Солнца, превратившей спутников Улисса в свиней.
Прокопавшись всю ночь в бумагах, Эйб отыскал эту страницу.
— Газеты пишут, что Скотленд Ярд и все полицейские Англии стоят на ушах, пытаясь обнаружить Мак-Тейта, Росса и Джоспера. Эта троица исчезла внезапно, как дым на ветру, — сказала Мод, отложив утреннюю газету.
Она встала и заняла свое обычное место у окна.
— Ах, Эйб! — весело воскликнула она, — подойди сюда, посмотри, какое замечательное приобретение сделал Саммер, наш мясник. В нашем меню можно ожидать изменения к лучшему!
Берди подошел к окну и увидел Саммера с двумя подручными; каждый из них держал на веревке огромную свинью, розовую и жирную.
— Если бы Цирцея оставалась с нами, она наверняка завязала бы дискуссию по схоластической диалектике на тему: «Что держит свинью, которую ведут на бойню: веревка, или человек?» Но я думаю только о котлетах или о жарком, которое получится в результате, — смеясь, сказала Мод.
— Саммерс говорил, что ему редко удавалось купить такую прекрасную свинью, — сказала Мод, ставя на стол блюдо с жарким несколькими днями позже. — Попробуй эту спинную часть, Эйб, ты никогда не пробовал более нежное мясо…
Она была права, но доктор только огромным усилием заставил себя проглотить кусочек.
Златка[70]
(Le bupreste)
Посвящается доктору философии А Клэри
Говорят, что вы считаетесь одним из лучших психиатров в Лондоне.
Некрасивое лицо доктора Чамли осветилось улыбкой. Нельзя сказать, что он страдал особой чувствительностью к подобным комплиментам, но в данный момент он был больше, чем обычно, расположен к доброжелательности, так как собирался выпить пятичасовой чай с прекрасной Джудит Флосс.
— Говорят? Это очень расплывчато и неопределенно, — ответил он, пребывая в прекрасном настроении. — Позвольте, я просмотрю вашу карточку… Здесь сказано…
— Бенжамин, Мастон Джонс, эсквайр. Коу Кросс, 57.
Чамли еще раз улыбнулся. Коу Кросс находится в Клеркенвелле, то есть в самом сердце Лондона, в двух шагах от Фаррингдон-стрит, где очень скоро, то есть в пять часов, он встретится с Джудит Флосс.
Он не торопился, записывая адрес, так как одновременно думал о красавице и оценивал свои шансы.
Смуглый, с большими глазами навыкате, с непослушной шевелюрой, с массивной фигурой, он был физически не очень привлекательным, и отдавал себе отчет в этом. Но он был богат и почти что знаменит, что на весах Афродиты было достаточно весомой характеристикой.
В соседней комнате пробили стенные часы.
У него было достаточно времени, и значительную часть его он мог посвятить клиенту до того, как направиться на Фаррингдон-стрит.
— А теперь скажите, на что мы жалуемся?
Чамли неоднократно констатировал, что эта формулировка, в которой он как бы связывал свою личность с личностью пациента, нравилась последнему и подталкивала его к откровенности.
— Кое-кто считает это даром, — ответил Джонс, — но я уверен, что это недостаток, несчастье, даже проклятье.
Чамли более внимательно посмотрел на сидевшего с противоположной стороны стола из красного дерева: человек среднего возраста, весьма обычный.
«Комплекс неполноценности, проявляющийся в тенденции к мании преследования в начальной стадии», — подумал он.
— Это трудно, очень трудно — сначала рассказать, а затем понять…
— Я знаю, — сказал уверенным тоном Чамли, — но вы должны рассматривать врача, тем более, психиатра, не столько как врача, но как исповедника.
— Или как того и другого одновременно, — как врача, который лечит, и как исповедника, который прощает, — быстро ответил клиент.
— Это очень хорошо сказано, — согласился Чамли. — А теперь поговорим, полностью доверяя друг другу.
— То, что овладевает мной — это сила, могущество, способность, — начал Мастон Джонс.
И Чамли второй раз отметил привычку пациента приводить одновременно по два, а то и по три термина, каждому из которых он придавал большое значение.
70
Златки (