Иола Игнатьевна была, конечно, рядом с ним. Без ее настойчивости, без ее активного вмешательства, возможно, этот спектакль не состоялся бы вовсе, поскольку Шаляпин делал все возможное, чтобы сорвать его. Но это не было простой беспечностью. Шаляпин боялся… Еще во время своего первого выступления в Милане весной 1901 года он побывал на одном спектакле в «Ла Скала», который провалился, и навсегда вынес ужасное впечатление о реакции итальянской публики.
Но Иола Игнатьевна убедила его не отказываться от предложения театра, и Шаляпин пел в Милане, и получил все, что должен был получить — аплодисменты и крики «браво!», и другие, столь же бурные излияния восторженной итальянской толпы.
Поразивший итальянцев Мефистофель, этот дьявольский образ Шаляпина, над которым он постоянно работал, с каждым годом становился все более совершенным и отточенным. Удивительно, что из всех многочисленных артистических советов, которые Иола Игнатьевна дала Шаляпину, вероятно, самый первый касался именно Мефистофеля. Увидев его в этой партии еще в Нижнем Новгороде, она как-то сказала Мамонтову:
— Зачем он подкладывает толщинки? Пусть его Мефистофель будет еще более тощим, карикатурным.
— А вы, Иолочка, пожалуй, правы, — после паузы ответил Мамонтов. — Вот вы и скажите Феде об этом сами, по-дружески, конечно…
Шаляпин думал над ее словами долго, невероятно долго, как показалось ей — о, как проклинала она себя в эти мучительные минуты за подобную «бестактность»! Но вдруг он вскочил со стула и с присущим ему юмором галантно поклонился:
— Благодарю вас за ценнейший совет, белла синьора, принимаю его с величайшей благодарностью… Это вы тонко подметили, так действительно будет лучше…
И сколько этих «бесценных советов» потом было щедро дано ему! С артистическим вкусом своей жены Шаляпин считался всегда…
С каждым днем его слава росла. Москва боготворила Шаляпина. Его богатырская фигура — васнецовский тип северно-русского богатыря — особая стать и почти былинная, сказочная красота пленяли и очаровывали многих. «У нас в городе три царя, — говорили москвичи, — царь-пушка, царь-колокол и царь-бас». Дружить с Шаляпиным, быть знакомым Шаляпина считалось честью. У себя в Третьем Зачатьевском переулке Иола Игнатьевна и Шаляпин устраивали блестящие званые обеды, но здесь собирались только самые близкие, дорогие Шаляпиным люди. Посторонних здесь не было.
Е. Р. Рожанская-Винтер, которую с Шаляпиными связывали годы крепкой дружбы, пишет в своих мемуарах: «Вспоминается мне один из званых обедов у Шаляпиных в Зачатьевском переулке. Стол был усыпан пармскими фиалками, около каждого прибора была карточка приглашенного. Меня очень важно посадили между Рахманиновым и хозяином дома. Были еще М. А. Слонов, Ф. Ф. Кенеман[18], балерина итальянка Джури[19] с мужем Карзинкиным, очень хорошим человеком, большой друг супругов Шаляпиных и крестная мать Ирины Шаляпиной — Наталья Степановна Кознова. Обещала быть Гликерия Николаевна Федотова, но не смогла приехать — заболела. Здесь же были И. М. Москвин, К. А. Коровин, В. А. Серов — одним словом, блестящее общество артистов и художников…»
К сожалению, эти яркие моменты безоблачного или почти безоблачного счастья были очень коротки. Среди всех ролей Шаляпина роль примерного мужа удавалась ему менее всего. Но что же мешало двум этим людям, как будто созданным специально друг для друга, спокойно жить и быть счастливыми? Ведь у них было много общего — они любили искусство во всех его проявлениях, их вкусы во многом совпадали, их характеры были настолько же похожи, как и их почерки (а некоторые буквы латинского алфавита они писали просто одинаково!). Они могли бы прекрасно дополнять друг друга. Слабость характера и некоторая беспорядочность Шаляпина вполне могли бы уравновешиваться сильной волей Иолы Игнатьевны, ее собранностью и ответственностью. Необходимо, чтобы рядом с Шаляпиным был сильный человек. К несчастью, Иола Игнатьевна обладала той же вспыльчивостью, что и ее супруг. Хватало и маленького недоразумения, чтобы вспыхнул ее темперамент и произошло извержение вулкана ее чувств и страстей. А поводов к этому Шаляпин давал предостаточно…
На тихие семейные будни ему было отпущено мало времени, и вот оно неожиданно кончалось, и Шаляпин вновь погружался в круговорот своей бешеной жизни — он снова должен был куда-то ехать, бежать… Какая-то тоска гнала его из родного дома, заставляя мотаться по разным странам и городам — как будто он пытался ухватить хотя бы частицу счастья! — и никакая сила уже не могла остановить его.
18
19