— А все-таки, если подумать, его очень жалко.
— Пока матушка была одна, мы совсем забросили дом, никакого порядка не было. А папа вернулся, и незаметно все наладилось. Просто удивительно.
Из сада донесся громкий смех: о-Цуру поскользнулась и упала. О-Нобу подбежала к ней. О-Сюн улыбнулась и тоже пошла в сад почистить запачкавшееся кимоно младшей сестры.
В этот вечер в доме Санкити зазвучали песни. Девочки собрались вместе коротать чудесный летний вечер. Санкити лежал один в темной комнате, выходившей в сад: его приятно обвевал прохладный ночной ветерок. Он сказал, что свет ему не нужен. Лампа горела только в комнате, где сидели сестры. Ее пламя освещало легкое белое кимоно о-Цуру и светло-красное оби о-Сюн.
— Цутян, спой и станцуй что-нибудь дяде, — попросила о-Сюн.
— Что бы такое спеть, — задумалась о-Цуру. — Может, «Черепаха, слушай»?
— Или «Про Урасима».
Девочки, нежные, юные, как молодая травка, выросли на трухлявых развалинах старого дома Коидзуми... Старшие запели. О-Цуру, поправив ленту в косе и разгладив складки короткого кимоно, встала и в такт песне пошла танцевать по комнатам.
— Ловко, ловко. Придется тебя наградить чем-нибудь, — похвалил ее Санкити.
— Ну, хватит, Цутян, — останавливала девочку старшая сестра, но о-Цуру увлеклась и долго еще танцевала.
Утром о-Цуру уехала. А на кухне с этого дня все время раздавался молодой смех. Несколько дней подряд то шел дождь, то прояснялось, потом снова стало припекать с самого утра.
Однажды о-Сюн притащила к колодцу лохань и, засучив рукава, стала стирать, думая управиться до наступления жары. О-Нобу принесла ведро и доставала воду из колодца.
— Ой, у меня сегодня с утра тело прямо как студень. Стоять не могу.
О-Сюн, поправляя волосы, громко расхохоталась. О-Нобу налила в лохань чистой воды из ведра. О-Сюн стала полоскать белье.
В саду было довольно просторно, и о-Сюн, укрепив повыше длинный шест, развесила выстиранное белье.
— Вот здорово! — воскликнула она вдруг. О-Нобу удивленно взглянула на нее.
— Я вдруг вспомнила задачу, которую нам учитель задал на лето. И в уме решила ее.
Девушки вошли в дом со стороны сада. Вытирая мокрые голые руки, они посмотрели друг на дружку и вдруг, сами не зная чему, засмеялись.
Синее небо сверкало, как синее море. Горячие полуденные лучи играли на белом колышущемся белье, заливали весь дом. После обеда девушки устроились каждая по своему вкусу: одна растянулась на циновке, другая села посреди комнаты, прислонившись к столбу. Перед южным окном Санкити повесил гамак и лег. Ему казалось, что его обволакивают клубы теплого пара. Горячие токи земли и прохладный ветерок, странно смешиваясь, врывались через окно в комнату. Неутомимо и монотонно трещали цикады.
Когда Санкити проснулся, все его тело болело так, точно его искусали слепни. О-Сюн принесла жидкую помаду для волос.
— Нобутян, иди-ка сюда, — позвала о-Сюн, смеясь. — Смотри, сколько седых волос у дяди Санкити.
О-Нобу, размахивая руками, прибежала из кухни.
— Эй, эй! — закричал Санкити шутливо, как будто обращался к собственным детям. — Как вы смеете надо мной издеваться! Да я скоро получу орден Золотого коршуна!10
— Ну что, сдаетесь? — весело спросила о-Нобу.
— Ведь нельзя же, чтобы у дяди было столько седых волос, правда, Нобутян? — О-Сюн подошла поближе. — Лежите смирно. Сейчас я начну выдергивать ваши седины. Спереди не так много, а вот на висках белым-бело... Ужас просто... Да, трудная мне предстоит работа.
Нежно притрагиваясь к дядиной голове, о-Сюн перебирала волосок за волоском. А все же нет-нет, да и выдернет вместо белого волоса — этой меты старости — черный.
— Отчего это мои волосы совсем меня не слушаются? — придя с кухни, простодушно обратилась о-Сюн к Санкити. Весь ее вид обнаруживал полнейшее доверие к дяде, ее готовность делиться с ним всем, как с отцом.
— Каждое лето то же самое, — полуобернувшись к нему, продолжала о-Сюн. Взяв в горсть сухую, торчащую на затылке прядь, она показала ее Санкити.
Белье, развешанное в саду, просохло. Племянницы вышли в сад и, напевая, стали снимать его. Они пели самозабвенно, как птицы. Их веселые, молодые голоса всколыхнули душу Санкити. Он вышел на веранду и стал наблюдать за легкими, полными грации движениями девушек, складывавших просохшее белье. Он вспомнил о-Юки, вспомнил жену Сёта и невольно стал сравнивать... Вот и распустились незаметно два бутона.
10
Орден Золотого коршуна — один из учрежденных в XIX веке орденов, которым награждали за особые военные заслуги.