Стало немного прохладнее, и все оживилось. Вечером Санкити и племянницы вспоминали об уехавшей о-Юки.
Видно было, как соседи, жившие через улицу, вынесли наружу скамейки и сидели, наслаждаясь вечерней свежестью. Девушки загадали, кому из них отправиться купить льду. Вышло идти о-Нобу. Она пошла и скоро вернулась. O-Сюн принесла чашки, сахарницу.
— Ну, что, устроим пир, а? — Санкити достал начатую бутылку красного вина и разлил его в чашки со льдом.
Мысли о-Сюн с девичьей легкостью перенеслись к науке писания писем. Наклеить на письмо марку вверх ногами означает вражду, немного вбок — любовь.
— Уж коли вражда, так стоит ли переписываться? — улыбнулся Санкити. О-Сюн тут же отпарировала:
— Ну, стоит ли, нет ли, дядюшка, вам лучше знать. — И о-Сюн тихонько засмеялась. Потом она стала рассказывать ему о школьной жизни. Он слушал ее, изредка разглядывая на свет свою чашку, и все время словно хотел сказать: «Вот оно как!» О-Сюн посасывала кусочек льда.
— Я очень люблю слово «нирвана», — вдруг заявила она.
— Правда? — откликнулась о-Нобу, мешая ложечкой в чашке. — Тогда я буду называть тебя сестрица Нирвана.
— Нирвана — как приятно звучит, — промолвила о-Сюн. Она любила ходить на кладбище и сидеть там в прохладной, унылой тишине на старом могильном камне, читать что-нибудь, вдыхая запах дыма от сухих листьев.
— Учитель как-то сказал мне: «Коидзуми-сан, у тебя нет врагов — это неплохо. Но плохо то, что с твоим характером ты можешь стать несчастной. Именно потому, что тебя будут все любить. Нужно быть более твердой».
О-Сюн привычным движением поправила воротник кимоно и продолжала:
— Из всех людей, дядя, я уважаю вас одного. Вы очень близкий мне человек, и мне трудно о вас судить. Когда все говорят о ком-нибудь: «Вот замечательный человек!» — я только взгляну на него, и мне сразу же ясна его суть. Это очень странно, но его душа становится мне понятна, как своя собственная.
О-Нобу молча переводила взгляд с дяди на кузину.
— Когда мне исполнится двадцать пять, — заговорила о-Сюн о другом, — я расскажу вам, что мне пришлось испытать. Чего только не пишут в романах, но жизнь оказывается гораздо удивительнее и трагичнее. Я перенесла такое, чего не найдешь ни в одном романе.
— Я готов слушать хоть сейчас! — шутливо предложил Санкити.
— Нет, сейчас нельзя.
— Ну вот, нельзя. А какая разница — сейчас или в двадцать пять лет.
— Тогда это уже станет прошлым. И мне не будет больно. А пока все случившееся еще слишком живо в моей памяти.
О-Сюн замолчала. Из глухой темноты улицы доносилось щелканье вееров.
— Вы, дядя, наверно, думаете, что я все сочиняю...
— Ну, что ты!
— Нет, думаете!
— Ну хорошо, думаю, — улыбнулся Санкити. — Мне и в голову не могло прийти, что моя племянница такая фантазерка.
— Слышишь, Нобутян, я фантазерка. — О-Сюн прикрыла рукавом легкую краску смущенья.
Девушки уже давно жили в предвкушении праздника Реки.11 Накануне фейерверков в Рёгоку12 от Морихико пришла открытка, он приглашал всех к себе.
На другой день газеты сообщили о большом паводке на реке Сумидагава: праздник переносился. Это известие огорчило девушек. С утра полил дождь, погода отнюдь не располагала к дальним поездкам.
— А где Нобу? — спросил Санкити у о-Сюн.
— Наверно, у тетушки, что живет за нами.
В начальной школе тоже были каникулы, и о-Нобу зачастила к учительнице в гости.
Цветы и деревья в саду ожили под дождем. Нежная недотрога у бамбуковой изгороди, изнемогая от жары, бессильно свесила свои длинные листья, красные ее цветы повяли. Но свежее омовение вернуло ей жизнь. Санкити вышел на веранду и в унынии остановился. Потом вернулся в комнату.
— Дядя, вы хотите знать, почему мне нравится бывать на кладбище?
Глядя на струи дождя, шелестевшего за окном, Санкити стал слушать о-Сюн. Ее история была коротка, как юность, и печальна.
Когда ей было шестнадцать лет, смерть отняла у нее друга. С тех пор она любит бродить между могил... Временами скорбь была такой безысходной, а мир казался таким безрадостным, что она стала думать о смерти... Но чувство долга взяло верх: ведь у нее были мать и младшая сестренка. Видно, ее удел — страдать.
— А теперь я хочу только одного, — говорила о-Сюн, — быть всегда сама собою. Самое страшное для меня — кривить душой.
Она снова задумалась, потом произнесла:
— Послушайте, дядя, я расскажу вам один случай, когда я изменила себе. Кроме матери, — добавила о-Сюн, — об этом не знает никто. Я так перед ней виновата.
11
Праздник Реки — традиционный праздник наслаждения вечерней прохладой, во время которого пускают фейерверки. Проводится ежегодно в середине лета на реке Сумидагава.
12
Рёгоку — название района Токио, прилегающего к реке Сумидагава; также название моста через эту реку.