Он подошел к окну. Посмотрел на красные увядшие цветы и наглухо закрыл ставни. В доме стало тихо, как в храме.
— Наконец-то я могу спокойно вздохнуть, — буркнул про себя Санкити и, потирая руки, пошел в комнату, смотревшую окнами в сад.
Закатные лучи солнца, напоминавшие о конце сентября, слабо освещали фотографию Футтян. Маленькая, худенькая девочка под белым пологом большими глазами смотрит с кровати на отца. Санкити подошел к снимку. Свет падал на стекло так, что на фотографию Футтян налагалось отражение Санкити. Как в темном зеркале, увидел Санкити собственную унылую фигуру,
Санкити ходил по комнате из угла в угол. Картины прошлого одна за одной сменялись в его памяти. Он походил на паломника в храме, которого ведут от стены к стене, показывая деяния первосвященников. Только его жизнь была не похожа на их жизнь. Он перебирал в памяти прожитые годы, и стыд жег его — в его сердце всегда было место для другой женщины. Это было плохо. Он удивлялся этому плохому в себе и ненавидел его. Хорошо было бы стереть в памяти все плохое. Этим летом, когда не было о-Юки, он глубоко почувствовал, что связывает мужа и жену... Послышались далекие раскаты грома. Видно, собиралась последняя гроза...
— Ну, вот и мы!
С Танэо на руках из коляски вышла о-Юки. Вслед за ней спрыгнула служанка.
— Дядя, тетушка о-Юки вернулась! — закричали племянницы и бросились за ворота. О-Юки расплатилась с рикшами. О-Сюн и о-Нобу взяли с двух колясок вещи с наклейками гостиниц и понесли в дом.
— Большое вам спасибо, девочки, — говорила о-Юки, разглядывая мужа и племянниц после долгой разлуки. — Сколько я вам хлопот доставила. А Танэо проголодался с дороги. Надо его покормить. — О-Юки достала грудь, и Санкити, слушая довольное причмокивание сына, подумал: «Да, о-Юки вернулась вовремя».
Сестры заварили чай. О-Юки, глотнув пересохшим ртом, стала рассказывать о путешествии.
— Будь добр, открой этот чемодан. Здесь гостинцы для девочек. Отец так крепко завязал, — сказала о-Юки.
Она привезла целую гору подарков от многочисленной родни.
— Вот это от старшей сестры Нагура, это от Маруна, а это от младшей Ямана14. — Маруна была старшей сестрой после о-Юки, Ямана — младшей, ее звали о-Фуку.
— Отец долго не выходил к нам, когда мы приехали, — рассказывала о-Юки. — Наконец он спустился, пошел на кухню, умылся и только тогда поздоровался. Посмотрел на меня — и слова сказать не может...
— Обрадовался сильно...
— Потом говорит: «Хорошо, что так быстро собралась». Оказывается, похороны отложили до моего приезда.
Провожать о-Юки пришла вся ее многочисленная родня: сестры с семьями и другие родственники. Младшая сестра о-Фуку проводила сестру на пароход и еще долго махала из лодки. О-Юки слегка замялась и прибавила, что с ними на пароходе ехал муж младшей сестры.
— Значит, Цутому-сан приехал вместе с тобой?! — воскликнул Санкити.
— Нет, он только полдороги ехал с нами. У Ямана в том месте какое-то важное дело.
Говоря о Цутому, о-Юки называла его «муж Фукутян» или «Ямана». Она не хотела касаться прошлого и упоминала о Цутому только как о родственнике. Санкити понимал жену и сам никогда не заговаривал о молодом человеке.
Из чемоданов извлекли летние платья, сшитые для о-Юки матерью. Вынули большой круглый сверток — подарок знакомых. Служанка, до сих пор молчавшая, заметила:
— Ямана-сан на пароходе развязал сверток и говорит: «Если это арбуз, мы его сейчас съедим».
— А это оказалась голубая ваза для цветов, — засмеялась о-Юки.
Санкити знал Цутому. Они познакомились, когда Санкити ездил навещать семью Нагура. Цутому показался ему добрым и приветливым молодым человеком, хорошо знавшим торговое дело.
— Я зажгу куренья перед божницей, — сказала о-Юки. Она положила перед маленькой табличкой с именем о-Фуса привезенные сладости и фрукты и вернулась к племянницам.
— Тебе, о-Сюнтян, нелегко пришлось этим летом. А тут еще такая жара стояла в Токио.
— Да, в этом году было очень жарко.
— У нас тоже стояла жара.
О-Юки с нежностью оглядывала дом. На безымянном пальце левой руки поблескивало новое колечко.
Потом она сняла загрязнившиеся в дороге белые таби и отправилась на кухню хозяйничать. А на третий день после ее приезда о-Сюн, поблагодарив дядю и тетку и попрощавшись с ними, отправилась домой.
«Я глубоко заглянула в дядину душу и знаю теперь, какой он человек», — сказали Санкити на прощание горящие глаза племянницы. Каждый раз, вспоминая этот взгляд, Санкити обливался холодным потом. Он не мог думать о себе без боли. С такой же болью он думал и о других. Глубокие, неуловимые, деликатные, донельзя сложные отношения между членами семьи занимали мысли Санкити: дядя и племянницы, двоюродные братья и сестры, старшая сестра и младший брат, старший брат и младшая сестра...
14
Маруна, Ямана — названия торговых фирм. О-Юки употребляет их вместо имен их владельцев, за которых вышли замуж ее младшие сестры.