А в Риге на Эспланаде[52] у кафедрального собора народу показывали трофеи, захваченные в рождественских боях, — пушки, бомбометы, пулеметы, — словно для того, чтобы успокоить его: «Видите, наши воины не зря положили свои жизни! Смотрите на эти трофеи. Они теперь принадлежат нам! Слава павшим!..»
Полк расположился на отдых в частных домах в Задвинье и в пустующих общественных зданиях. Если некоторые подразделения могли полностью разместиться в этих помещениях, то только потому, что ряды их во время последнего большого сражения сильно поредели.
И опять из резервного полка подходили маршевые роты, на место павших становились новые стрелки и новые офицеры. Они пополняли роту численно, но не в состоянии были поднять боевую мощь, полка на прежний уровень. Павшие товарищи прошли болота у Слоки, побывали на Острове смерти и в тирельской трясине. За долгие месяцы они закалились и стали настоящими бойцами. Их опыт и боевой дух не могли возместить новички, только что покинувшие учебное поле.
В те немногие дни, отведенные для отдыха, стрелков кормили как никогда, несмотря на то, что всюду уже ощущался недостаток продовольствия, — жирная каша, наваристый суп, увеличенная порция хлеба и мясо, мясо… Моральное состояние стрелков силились поднять физическими средствами, хотели заставить сытых людей забыть горечь, что осела в их душе после рождественских боев. Пресса пыталась изобразить случившееся как большое достижение и победу, ибо, видите ли, ценою двадцати тысяч убитых и раненых, шестидесяти трех тысяч пушечных снарядов и одиннадцати миллионов винтовочных патронов были захвачены два квадратных километра неприятельской территории, тысяча пленных, тридцать пушек и шестьдесят пулеметов.
«Стрелки! Стоит ли говорить о том, с каким волнением и радостью следил весь народ за вашими успехами на фронте! Наши старания неотделимы от усилий всего народа. Зная это, мы можем быть горды и полны светлых надежд, ибо недалек день, когда мы победным маршем пройдем по всей Курземе. Мы претерпели немало: и боль, и холод, и усталость, и голод, но все это окупается одним маленьким словом — победа. И так же как пали эти укрепленные неприятельские позиции, падут в свое время и будут разгромлены остальные его укрепления. Друзья! Свято храните память павших! Пойдем так же смело в грядущие бои! Отомстим за своих товарищей, освободим отечество, принесем радость всему народу — и наш долг будет выполнен».
Так писали. Как будто терпению бойцов не наступил еще предел или рождественское наступление было лишь увертюрой к какому-то великому героическому подвигу в этой отравленной интригами и предательством войне.
Свой кратковременный отпуск Карл Зитар проводил в полку. О поездке домой не приходилось думать: нужно было заняться пополнением роты. Карла ежедневно посещали отцы и матери убитых и раненых. Они приходили узнать, что случилось с их сыновьями, от которых они перестали получать письма. Молодому командиру роты приходилось видеть горе этих людей, рассказывать им, где и при каких обстоятельствах погиб их сын и где находится та братская могила, в которой он лежит вместе с другими боевыми товарищами. Это была печальная и тяжелая обязанность живых — утешать тех, чьи близкие не вернулись с поля боя. Временами Карла охватывало чувство ложного стыда за то, что он прошел через все ужасы боев и остался жив, не получив ни одного ранения, в то время как тысячи других скосила смерть. Но ведь он сражался так же, как они, не щадил себя, не уклонялся от опасностей.
Самым мучительным было то, что приходилось ободрять убитых горем людей, убеждать их в том, что этими жертвами достигнуто нечто великое и они могут гордиться, что участвовали кровью сыновей в народном жертвоприношении.
«Кому это нужно? И почему это предмет гордости?» — спрашивал себя Карл и не находил ответа.
Возвращаясь после рождественских каникул в школу, Янка в дороге простудился и заболел ангиной. Врач, к которому он обратился за помощью, запретил ему вставать с постели и дал лекарство. Янка пролежал всю первую неделю после каникул, можно сказать, голодный, потому что было больно глотать, каждый проглатываемый кусок вызывал слезы. Но он узнал от мальчиков, что полк брата стоит в Засулауксе[53]. Сразу же после рождества в газетах появились многочисленные извещения о павших. Встречались знакомые имена офицеров, стрелков. О Карле ничего не было известно: убит он или ранен, а может, жив-здоров.