— Ты дурак. Скучнейший и наивнейший парень из всех, кого мне приходилось видеть.
Когда он и после этого ничего не понял, она стала нервничать.
— Ты еще помнишь библейский рассказ об Иосифе и жене Потифара?[21]
— Да, и что же?
— Хочешь быть таким, как Иосиф? А мне больше нравится царь Давид.
Они беседовали на библейские темы до тех пор, пока в сенях не послышался пьяненький разговор уходящих гостей и хриплый голос Мартына Зитара не поставил над всеми сегодняшними событиями точку:
— До свидания, друзья!
Другому, не совершившемуся событию поставило точку гневное сопрано Миците:
— Чучело! Я этого не забуду.
Не объяснив значения этих слов, она шумно, намеренно грохоча, открыла ключом дверь и вышла, оставив растерянного Янку в темноте.
Наутро трактирщик Мартын имел с племянником не совсем обычный разговор, смутивший последнего больше, нежели странное поведение Миците накануне вечером.
— Ты у меня, парень, берегись, чтобы я тебя с волчьим паспортом из дому не отправил, — пригрозил Мартын, лично явившись в каморку Янки.
— За что же? — удивился Янка.
— Ну, не притворяйся, не притворяйся, — прошипел Мартын. — Миците все рассказала.
— Да что все-то?
— Ах ты, щенок этакий! Он еще делает вид, что ни «а», ни «бе» не знает. Скажи мне, зачем ты девочку повел в сарай? Чего ты к ней приставал? Закрыть на ключ дверь, погасить лампу, а потом вести такие разговоры! Смотри, как бы я тебе не оторвал уши!
— Я ничего не понимаю…
— Выходит, Миците врет? — Мартын вспылил еще больше. — Посмей только еще приставать к ней! Из жалости я поселил тебя под моей крышей, а у тебя на уме всякие пакости. Я с тебя теперь глаз не спущу. Как только замечу что-нибудь, выгоню вон!
Сказав это, он удалился.
Немного погодя и Анна, встретив Янку, огорченно покачала головой:
— Как тебе не стыдно. Ты ему доверяешь как родному, а он…
Никто больше не хотел разговаривать с Янкой, и весь праздник в корчме царила угрюмая тишина.
Янку душила злоба. Если бы Миците была парнем, он бы поколотил ее, но она была девушкой и могла безнаказанно ходить куда хочет и делать что ей вздумается, защищенная преимуществами своего пола от всяких неприятностей.
Встречаясь с Янкой в присутствии других, она принимала гордый и оскорбленный вид и даже не смотрела в его сторону. Но если вблизи никого не было, она весело и вызывающе усмехалась ему. «Это за то, что ты такой, — казалось, говорила ее озорная улыбка. — Я озорная, и я так поступаю, и ничего ты со мной не сделаешь».
С ней действительно ничего нельзя было поделать. Она женщина, существо, которое берегут и лелеют. Сердиться не имело смысла, поэтому Янка, позлившись некоторое время, перестал расстраиваться и отнесся к происшедшему юмористически. Это просто веселое происшествие, где нет ничего серьезного.
Сразу же после праздников Янка отослал в несколько редакций свой «новый урожай»: по рассказику — в две газеты и несколько стихов в журнал. Если б это напечатали, на небосводе латышской литературы должна была показаться новая звезда, ничуть не бледнее ранее взошедших светил. Следует лишь немного подождать, пока почта и редакторы выполнят свои обязанности. О, как они обрадуются, вскрыв пакеты Янки:
— Смотрите, у нас появился новый талант! Побольше бы таких…
Жирным шрифтом будет напечатано имя автора (псевдоним, конечно), и широкий круг читателей сразу почувствует, что у этого молодого писателя совсем другая хватка, чем у остальных.
А пока Янка опять занимался обычной работой — студил руки в холодной морской воде, обдирал в кровь пальцы, развязывая замерзшие узлы на сетях, и его одежда пропитывалась кисло-соленым запахом рыбы. Но дух его, словно голубь, витал над поверхностью вод, над буднями и всеми житейскими трудностями. Янка жил надеждами и считал дни.
«Теперь мои рукописи уже на столах редакторов. Сейчас их вскроют и прочтут. Сегодня их, наверно, уже набирают. Завтра-послезавтра я найду в газетах что-нибудь приятное».
Ничего он не дождался. Его рассказы не были напечатаны ни через неделю, ни через месяц. И напрасно искал он ответа в отделе редакционных писем. Видимо, его произведения сочли настолько глупыми, что редакторы даже не ответили. Только толстый журнал отозвался на посланные Янкой стихи. Но какой это был ответ! Имели ли они право так ответить молодому таланту: «Оставьте Пегаса в покое. Неужели вы не замечаете, что в ваших стихах есть все, кроме поэзии?»
21
Рассказ об Иосифе и жене Потифара. — Имеется в виду библейский миф (кн. Бытия, гл. 39), согласно которому добродетельный и красивый Иосиф, будучи управителем в доме египетского царедворца Потифара, стойко отвергал домогательства его распутной жены, которая в отместку обвинила Иосифа в попытке покуситься на ее честь, в результате чего он был брошен в темницу.