— Дорогой мой, но внешней политикой, пока меня не снимут с поста, занимаюсь я! Извини меня, но с твоим предложением я не могу согласиться. В данный момент самое главное — спокойствие…
Эта неудача, однако, оглушила Бурду ненадолго. Мысль его снова заработала. В своем стремлении пророческого предвидения будущего он напряг воображение до предела. Катастрофа… Хорошо, но как это будет конкретно выглядеть? Огромное волнение и возмущение, как он говорил тогда Фридебергу. Тут даже армия может подвести. Да-да, это не подлежит сомнению. Полиция — другое дело. Ее можно удержать, она и так в руках. И какая полиция! Она умеет дать в морду, в этом он убедился лично. Хорошо. Допустим, что мы справимся. А потом что?
Ответить на это было нелегко. Уравнение со многими неизвестными, а сколько во всем этом опасного. Он был так близок к Беку. И хотя бы назло Ромбичу проводил небольшие операции против армии, когда Рыдз чересчур возомнил о себе. А Бек сейчас за все отблагодарил его хамскими поучениями. Почему? Непонятно. Ясно было только одно: такой большой скандал — да что тут говорить, не скандал, а государственный переворот — нужно было устраивать не по линии раздела между группой Бека и группой Рыдза. Нужно было бы придумать что-то новое, тем более что без армии этого не сделаешь. Если б можно было ее хотя бы нейтрализовать…
Почему Бек не хочет? Спятил? Может быть, так же, как Бурда, в эти дни он не видит всех последствий страшной катастрофы? Не заглядывался, видимо, на варшавские сумерки возле Замка, не прислушивался к приятному урчанию правительственной машины, не встречался с полицейским и не выслушивал его поучений, которых хватило бы ему с лихвой на весь остаток жизни и даже на первое время на том свете?
Не находя практического решения, Бурда предался мечтаниям. Как все должно произойти и выглядеть? Допустим, армия нейтрализована. Полиция занимает правительственные здания, перекрестки улиц, мосты, телефоны, вокзалы. Собираться группами запрещено. В рабочих кварталах патрулируют бронеавтомобили. Манифест президента. Мосцицкий должен остаться. Смена…
Он вскочил с дивана, зрачки его расширились, как после атропина. «Пока меня не снимут с поста», — сказал Бек. Конечно. Ну конечно же. Теперь ясно, почему он был так резок. Бек разглядел этот вариант раньше Бурды. Смена, смена правительства. Несколько менее известных имен можно еще оставить. А старика надо прогнать. Ну и, конечно, Бека — слишком засиделся, успел всюду пролезть. Хитрая лиса. Наверно, в мае, когда его речи аплодировала почти вся страна, он именно поэтому и был такой кислый.
Еще тогда, в мае, когда он был вынужден занять свой пост, отвергая требования Гитлера, чтобы дать время созреть своей комбинации, Бек сжег за собой мосты. Уже тогда у него осталось только два выхода — выигрыш или проигрыш. Полная победа или полное поражение. Или стать таким, как Муссолини, может, только чуточку поменьше, или эллинский эдем.
Именно поэтому третьего выхода он не захотел, не захотел неполного поражения. Видя дом в пламени, он не хочет спасать мебель, так как знает, что он ею пользоваться больше не будет. Что за подлый эгоизм!
Мечтать, можно еще помечтать! Итак, смена правительства. У власти остаются те, кто… гм… не успел восстановить против себя Гитлера. Однако все, кто стоял у кормила, независимо от своей воли и воззрений вынуждены были это сделать… Бек втянул их в игру. А они были слишком ограниченны, чтобы расшифровывать ее до конца. Следовательно, должны будут вынырнуть новые…
Бурда подошел к зеркалу, посмотрел себе в глаза.
Может, у будущего премьера будет орлиный нос, выступающий вперед подбородок, серые проницательные глаза и представительная седина на висках. У него будет… А может быть, и нет. На первых порах такому правительству предстоит тяжелая и мучительная работа. «Народ дураков» назвал бы этого премьера предателем. Впрочем, может, из всего этого ничего и не выйдет. Пожалуй, лучше выдвинуть какого-нибудь почтенного разиню. Славоя? Жаль, погорел в последние, полгода. Может, Козловского [46]? Конечно, Леося! С Гитлером никогда не задирался, последнее время стоял от всего в стороне, к тому же недалекий и руководить им нетрудно. Принял бы первые помои на себя… Да, он согласится, до сих пор не может забыть вкуса власти. А потом, через год… переформирование кабинета. И эти серые глаза на Вежбовой улице?
Нет, это тоже неразумно! Вежбовой! Она станет второстепенным переулком. Конец великим комбинациям Бека. Этот шулер пускал пыль в глаза, имея на руках всего два валета! Ничего не поделаешь, придется сократить его ведомство… А может, остаться у себя? К черту! К черту! Сколько этих воеводств останется — Поморское, Силезское? Из-за Познани и то придется торговаться, в худшем случае, спасти хотя бы Вжесню… Нет, лучше взять финансы и промышленность, что-нибудь второстепенное… Переждать… Для внутренних дел подойдет Костек, одно его имя заменит несколько полицейских рот, умеет работать. Гражданский комиссар в случае войны — это все равно что министр внутренних дел в случае успеха всей комбинации. А теперь за работу. Нельзя терять ни минуты.
46
Леон Козловский (1892–1944) — политический деятель, В 1934–1935 гг. премьер-министр, сторонник Пилсудского.