Листьям последним шуршать!Мыслям последним томиться!Я не хотела мешатьТому, кто привык веселиться.
Милым простила губамЯ их жестокую шутку…О, вы приедете к намЗавтра по первопутку.
Свечи в гостиной зажгут,Днем их мерцанье нежнее,Целый букет принесутРоз из оранжереи.
Октябрь 1910
Царское Село
…Таких берез еще никто не видел. Мне страшно их вспоминать. Это наваждение. Что-то грозное, трагическое, как «Пергамский алтарь», великолепное и неповторимое. И кажется, там должны быть вороны. И нет ничего лучше на свете, чем эти березы, огромные, могучие, древние, как друиды, и еще древней. Прошло три месяца, а я не могу опомниться, как вчера, но я все-таки не хочу, чтобы это был сон. Они мне нужны настоящие.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
<<1959–1961>>
* * *
В промежутки между грозами,Мрачной яркостью богатые,Над притихшими березамиОблака стоят крылатые.Чуть гроза на запад спрячетсяИ настанет тишь чудесная,А с востока снова катитсяКолесница поднебесная.
1910-е годы
Слепнево
Записала на Илью в Комарове
1961
* * *
И скупо оно и богато,То сердце – богатства таи!Чего ты молчишь виновато,Глаза б не глядели мои…
1910-е годы
Царское Село
* * *
Не смущаюсь я речью обидною,Никого ни в чем не виню…Ты кончину мне дашь не постыднуюЗа постыдную жизнь мою.
1910-е годы
* * *
И через все, и каждый миг,Через дела, через бездельеСквозит, как тайное веселье,Один непостижимый лик.О Боже! Для чего возникОн в одинокой этой келье?
1910-е годы
* * *
Сочтенных дней осталось мало,Уже не страшно ничего,Но как забыть, что я слыхалаБиенье сердца твоего?Спокойно знаю – в этом тайнаНеугасимого огня.Пусть мы встречаемся случайноИ ты не смотришь на меня.
1910-е годы
* * *
Угадаешь ты ее не сразуЖуткую и темную заразу,Ту, что люди нежно называют,От которой люди умирают.
Первый признак – странное веселье,Словно ты пила хмельное зелье,А второй – печаль, печаль такая,Что нельзя вздохнуть, изнемогая,
Только третий – самый настоящий:Если сердце замирает чащеИ горят в туманном взоре свечи,Это значит – вечер новой встречи…
[Ночью ты предчувствием томима:Над собой увидишь Серафима.А лицо его тебе знакомо…И накинет душная истома
На тебя атласный черный полог.Будет сон твой тяжек и недолог…А наутро встанешь с новою загадкой,Но уже не явной и не сладкой,
И омоешь пыточною кровьюТо, что люди назвали любовью.
1910-е годы
1
Подушка уже горячаС обеих сторон.Вот и вторая свечаГаснет, и крик воронСтановится все слышней.Я эту ночь не спала,Поздно думать о сне…Как нестерпимо белаШтора на белом окне.Здравствуй!
2
Тот же голос, тот же взгляд,Те же волосы льняные.Все как год тому назад.Сквозь стекло лучи дневныеИзвесть белых стен пестрят…Свежих лилий ароматИ слова твои простые.
1909 или весна 1910
* * *
Я не люблю цветы – они напоминаютМне похороны, свадьбы и балы,Для ужина накрытые столы. .Но лишь предвечных роз простая красота,Та, что всегда была моей отрадой с детства,Осталась и досель единственным наследством,Как звуки Моцарта, как ночи чернота.
1910-е годы
Царское Село
* * *
Если в небе луна не бродит,А стынет – ночи печать…Мертвый мой муж приходитЛюбовные письма читать.
В шкатулке резного дубаОн помнит тайный замок,Стучат по паркету грубоШаги закованных ног.
Сверяет часы свиданийИ подписей смутный узор.Разве мало ему страданий,Что вынес он до сих пор?
1910-е годы
* * *
В год своего замужества (апрель 1910-го), прощаясь со старой жизнью и уверив себя, что Гумилев – ее судьба, Анна уничтожила не только детские стихи, но и переписку. По чистой случайности сохранились лишь десять писем к Сергею фон Штейну, мужу ее старшей, рано (в 1 не эти полудетские письма, мы почти ничего и не узнали бы о необычайно важной в судьбе Анны поре: от лета 1905-го до весны 1910-го.
Анна Ахматова – Сергею фон Штейну
1
1906 г., Киев
Мой дорогой Сергей Владимирович…
Ваше письмо бесконечно обрадовало меня… тем более что более одинокой, чем я, даже быть нельзя… Хорошие минуты бывают только тогда, когда все уходят ужинать в кабак или едут в театр, и я слушаю тишину в темной гостиной… Ко мне здесь все очень хорошо относятся, но я их не люблю. Слишком мы разные люди. Я все молчу и плачу, плачу и молчу. Это, конечно, находят странным…
С августа месяца я день и ночь мечтала поехать на Рождество в Царское к Вале, хоть на три дня. Для этого я, собственно говоря, жила все это время…
И вот Андрей объяснил мне, что ехать немыслимо, и в голове такая холодная пустота…
У меня невроз сердца от волнений, вечных терзаний и слез. После Валиных писем я переношу такие припадки, что иногда кажется, что уже кончаюсь.
вернутьсяУ Анны Ахматовой, как и у Пушкина, было какое-то особенное чувство к большим старым деревьям: комаровским соснам, слепневским березам, царскосельским дубам и липам. Они казались ей чуть ли не историческими персонажами, и она радовалась, если эти хранители древности как старые знакомцы приходили к ней во сне.