Когда подали кофе, мне стало легче. Не столько от его вкуса и прекрасного аромата, сколько от мысли, что после кофе мы встанем и я избавлюсь от назойливого соседа.
Когда мы вернулись в университет, все было готово. Мы сразу прошли в лекционную аудиторию, где уже собрались студенты и преподаватели. Сначала к микрофону вышел ректор и тепло поприветствовал профессора от имени коллектива университета.
Затем к трибуне вышел Хаккы-ходжа, который так же, как и Вагнер, был профессором права. Превознося до небес приглашенного коллегу, он рассказал о его работе в Турции, сообщил, что тот стоял у истоков современного высшего образования в нашей стране, и упомянул о многих ученых, которые учились у Вагнера, в числе которых был он сам. Обратившись к гостю «учитель учителей», профессор Хаккы пригласил его к микрофону.
Вагнер уверенными шагами прошел к трибуне. Некоторое время он смотрел на собравшихся в аудитории. За это время гул стих, и все взгляды обратились на него.
– Мерхаба![23]
В зале раздались аплодисменты. Я оглянулась: было ясно, что Вагнер произвел впечатление. Между тем, он даже ничего не сделал: всего лишь вышел к трибуне и посмотрел на присутствующих. Конечно, так подействовали ранее сказанные слова и приветствие на турецком.
Вагнер продолжил по-турецки. Он говорил с сильным, но приятным акцентом, часто делая паузы.
– Для меня честь спустя пятьдесят девять лет вернуться в Стамбульский университет.
Говорить ему было немного сложно, звук «р» он произносил раскатисто. Он периодически поглядывал перед собой, и было понятно, что речь написана заранее. Снова послышались аплодисменты.
Затем он перешел на английский и поделился воспоминаниями о двух годах, проведенных в университете. Он похвалил правительство Турецкой Республики, принявшее решение привести юридическое образование в соответствие с западными стандартами. В какой-то момент он сказал интересную вещь:
– Федор Достоевский говорил, что человек достигает зрелости через страдание. С этой точки зрения Стамбул сыграл в моей жизни очень важную роль, потому что в этом городе я достиг зрелости.
Из этих слов следовало, что в Стамбуле он много страдал, но он не стал вдаваться в детали и продолжил:
– Но я приехал поговорить с вами не о прошлом, а о настоящем. Мир в те времена и сегодня очень отличается, но остаются все те же основополагающие вопросы. По мнению моего хорошего друга профессора Хантингтона, имя этой проблеме – «столкновение цивилизаций». Я с этим не очень согласен. Некоторые говорят о «религиозных конфликтах». Но я не думаю, что причина конфликта кроется в монотеистических религиях, которые все возникли на Ближнем Востоке и выражают одни и те же идеи. Другой мой друг, Эдвард Саид, не согласен с такими определениями и видит проблему в «столкновении невежества»[24]. Можно сказать, это более обоснованная позиция, чем у Хантингтона. По крайней мере, я с ней больше согласен, поскольку цивилизации, которые мы грубо называем «Западом» и «Востоком», друг друга не знают. Сейчас, когда технологии коммуникации так продвинулись, мы все равно еще живем в эпоху невежества – джахилия[25].
Произнеся арабское слово «джахилия», которое перешло и в турецкий язык, он быстро оглядел присутствующих. Возможно, ему хотелось понять, как были восприняты его слова. После короткой паузы он продолжил:
– На самом деле нельзя сказать, что невежество распространено одинаково: Восток знает Запад немного лучше, чем Запад – Восток. Однако я сторонник точных формулировок. По моему мнению, суть не в «столкновении цивилизаций» или «невежества», а в «столкновении предубеждений». Поскольку вы впервые слышите такое определение, считаю необходимым его пояснить. Знаете ли вы, кто такие «варвары»?
В ответ на этот вопрос послышались смешки. Слушателям стало неловко, так как, по их мнению, «варварами» на Западе называли турок, и в зале нервно засмеялись.
– «Варвар» у древних греков означало «иностранец». Все, кто не были греками, особенно персы и азиатские народы, назывались «варварами». Это слово перешло в европейские языки, и так стали называть неевропейцев. Поначалу у него не было негативного значения. Например, ваш земляк из Бодрума Геродот[26] начинает свою книгу с такой невинной фразы: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом[27]». Смотрите, он говорит о великих деяниях варваров. Так тогда понимали это слово, но со временем из-за предубеждений оно приобрело современный смысл. А как вам известно, в этом смысле самые варварские деяния ХХ века были совершены странами либо европейской, либо родственной ей культуры.