На человека, приезжающего сюда поздней осенью или зимой, Кембридж оказывает впечатление небольшого спокойного и отчасти даже сонного городка. Весной, когда наливающиеся свежей зеленью лужайки дают новый импульс восприятию окружающего, по-иному воспринимаются и роскошная часовня Кингс-колледжа, и Кембриджский мост Вздохов, и нарядные Большие ворота Тринити-колледжа, и готическая вязь колледжа Святого Джона, и даже пустынный зеленый холм на берегу Кема, где стоял когда-то местный замок, до основания разрушенный Кромвелем.
В Кембридже, как и вообще в Англии, весьма чтимы исторические традиции и предания. Уильям Стакли, первый биограф Ньютона, лично знавший ученого, рассказал о том, как Ньютон вспоминал, что именно наблюдение падающего яблока натолкнуло его на формулировку закона тяготения. Впоследствии во дворе Тринити-колледжа, где работал Ньютон, нашли ту самую яблоню, взяли от нее черенки и вырастили их. И сегодня знатоки кембриджской истории покажут вам отдаленных потомков той самой яблони.
Со знаменитой Кавендишской лабораторией связано не меньше легенд и преданий. Именно здесь с 1921 года работал Петр Леонидович Капица, командированный в Великобританию в составе комиссии Российской академии наук по возобновлению научных сношений с заграницей. Он стал членом комиссии при поддержке академиков, также входящих в ее состав, — «отца» советской физики Абрама Федоровича Иоффе и Алексея Николаевича Крылова.
В то время получить иностранную визу для гражданина советской России было очень трудно. В ее выдаче отказали и Франция, и Голландия. Наконец, при поддержке полпреда России в Лондоне Л. Б. Красина английская виза была получена. 12 июля 1921 года А. Ф. Иоффе и П. Л. Капица прибыли в Кембридж. А 13 июля Иоффе писал жене: «Был в Кембридже у Дж. Дж. Томпсона и Э. Резерфорда, последний пригласил меня к чаю и согласился принять в свою лабораторию Капицу…»
Абрам Федорович Иоффе (1880–1960) был удивительным человеком — хорошо знакомым большей части современного ему мира науки. Иоффе благосклонно принимал Эрнест Резерфорд, о нем хорошо отзывался Альберт Эйнштейн, что было совсем нечастым явлением, высоко ценил его научный руководитель, первый нобелевский лауреат по физике Вильгельм Рентген, считавший Иоффе продолжателем своих научных идей. Истоки популярности Иоффе — в его исключительных по значению работах. Первым в мире, собственным способом он определил заряд электрона (однако он опубликовал результаты немного позднее американца Роберта Милликена, которому и был отдан приоритет этого открытия), экспериментально подтвердил квантование электрического заряда, выдвинул идею магнитной фокусировки, провел десятки других основополагающих экспериментов, составивших базу современной физики…
Иоффе родился в городе Ромны Полтавской губернии в еврейской купеческой семье. В 1902 году окончил Санкт-Петербургский политехнический институт. В 1903–1906 годах он успешно работал в Мюнхенском университете под руководством В. Рентгена.
Иоффе был большим патриотом России и убежденным марксистом, вернувшимся в 1906 году в Петербург из Мюнхена, несмотря на возражения Вильгельма Рентгена. Здесь он был принят на кафедру физики Петербургского университета лаборантом и через десять лет стал профессором. В 1910 году он женился на Вере Андреевне Кравцовой. Вскоре у них родилась дочь — Валентина, впоследствии ставшая доктором физико-математических наук.
После революции Иоффе безраздельно встал на сторону советской власти и определил подготовку кадров первоочередной задачей новой советской науки. По его инициативе в 1918 году открываются государственные рентгенологический и радиологический институты, физико-технический отдел последнего он и возглавляет. Вскоре этот отдел перерос в новый Физико-технический институт, а практически одновременно были основаны Электрофизический институт и Институт химической физики. Позднее стараниями Иоффе возник первый в мире Агрофизический институт.
Число приглашений «красного» профессора в самые разные научные центры мира к тому времени достигало едва ли не десятка. Позднее, будучи президентом Ассоциации физиков СССР, вице-президентом АН СССР, он организует конференции в нашей стране, куда приезжают такие светила, как Бор, Дирак, Паули, Планк, Эренфест…
Иоффе стал выдающимся организатором советской физики. Под его руководством выросли такие великие ученые, как П. Л. Капица, Н. Н. Семенов, Л. Д. Ландау, А. П. Александров, А. И. Алиханов, Л. А. Арцимович, М. П. Бронштейн, Я. Б. Зельдович, И. К. Кикоин, Б. П. Константинов, Г. В. Курдюмов, И. В. Курчатов, И. Е. Тамм, В. А. Фок, Я. И. Френкель, Ю. Б. Харитон[5] — подавляющее большинство выдающихся советских физиков! Прекрасное подтверждение брошенной кем-то фразы, что талант тяготеет к таланту.
Но вернемся в Кембридж 1921 года.
Для Петра Леонидовича Капицы это было уже второе посещение Великобритании. Впервые он побывал здесь с целью изучения языка летом и осенью 1914 года. А с началом Первой мировой войны он вернулся в Россию, чтобы добровольно уйти на фронт…
Эрнест Резерфорд, под руководство которого попал Петр Капица, был не только великим физиком, но исключительно оригинальным в своих поступках, а с возрастом больше в своих оценках человеком. Петр Леонидович рассказывал, что однажды пригласил Резерфорда в гости и предложил ему послушать игру работавшего под его руководством Кирилла Дмитриевича Синельникова[6], который был весьма одаренным пианистом. Синельников вдохновенно играл Дебюсси, Прокофьева, Скрябина. Резерфорд внимательно слушал. Когда пассажи закончились, Резерфорд саркастически рассмеялся и сказал: «Это все, конечно, прекрасно, но при чем тут музыка? Вот Гендель — это музыка!»
Как Петру Леонидовичу жилось и работалось в Кембридже, можно понять из его писем матери — Ольге Иеронимовне.
«…Работать тут хорошо, хотя я еще пока не делаю самостоятельной работы… Плохое знание языка мне мешает изъяснять свои мысли. Я и по-русски-то плохо выражаю свои мысли…» (29.07.1921).
«…Вчера в первый раз имел разговор на научную тему с проф. Резерфордом. Он был очень любезен, повел в свою комнату, показывал приборы. В этом человеке, безусловно, есть что-то обаятельное…» (11.08.1921).
«…Rutherford ко мне все любезнее, он кланяется и справляется, как идут мои дела. Но я его побаиваюсь. Работаю почти рядом с его кабинетом. Это плохо, так как надо быть очень осторожным с курением: попадешься на глаза с трубкой во рту, так это будет беда» (12.10.1921).
«…Отношения с Резерфордом, или, как я его называю, Крокодилом, улучшаются. Работаю усердно и с воодушевлением» (25.10.1921).
«…Результаты, которые я получил, уже дают надежду на благополучный исход моих опытов. Резерфорд доволен, как мне передавал его ассистент. Это сказывается на его отношении ко мне. Когда он меня встречает, всегда говорит приветливые слова. Пригласил в это воскресенье пить чай к себе, и я наблюдал его дома. Он очень мил и прост. Расспрашивал меня об Абр. Фед. (Иоффе. — А. М., Н. Б.) Но когда он недоволен, то только держись. Так обложит, что мое почтение. Но башка поразительная! Это совершенно специфический ум: колоссальное чутье и интуиция… Он совершенно исключительный физик и очень своеобразный человек…» (1.11.1921).
«…У меня теперь лекции и доклады, и публика заваливает работой: кому помочь в подсчетах, кому сконструировать прибор… Я сейчас нахожусь в счастливом расположении духа, ибо дела двигаются не без успеха…» (3.02.1922).
«…Сегодня Крокодил два раза вызывал меня к себе по поводу моей работы. Он читал ее, переделывал некоторые места и, переделав что-нибудь, звал меня… Будет она напечатана в «Известиях Королевского общества» (вроде наших «Известий Академии наук») — самая большая честь, которую может тут заслужить работа… Успех окрыляет меня и работа увлекает…» (19.06.1922).
«…Я тебе уже писал, что затеял новую работу, очень смелую и очень рискованную… Но Крокодил дает мне еще одну комнату и согласен на расходы…» (5.07.1922).
5
6