Однако ни документы из архива Трехгорки, ни капитальные труды, посвященные семейству Прохоровых, ни свидетельства современников не подтверждают того, что Вавилов занимал у Прохоровых особо значительные посты.
Хотя, должно быть, мог. Особенно если бы воспользовался «рукой», которая после женитьбы появилась у него в администрации. Имеется в виду родной брат Домны Васильевны (тещи Ивана Ильича) — Никита Васильевич Васильев. Он был крупной фигурой на фабрике: ведал всей товарной частью — «назначением рисунков и работ, всем ходом и учетом товаров в товарном амбаре, количеством общей выработки, как ручной, так и машинной», а также «полным контролем и суждением относительно достоинства товара». Он был первым исполнителем всех распоряжений Ивана Яковлевича Прохорова, главного директора предприятия, и замещал того во время его отлучек.
Однако поддержкой своего родственника Вавилов, по-видимому, не воспользовался. Он «вышел в люди», как мечтал, но только не у Прохоровых (хотя деловых связей с Трехгоркой не терял до самой революции). В начале 90-х годов Иван Ильич выбился в самостоятельные торговцы «красным товаром», то есть ситцем и другими тканями.
В компании с двумя другими дельцами — Николаем Александровичем Ипатьевым и Николаем Яковлевичем Удаловым — Иван Ильич основал торговую фирму «Удалов, Ипатьев, Вавилов» с главным отделом в Москве (ряды в Пассаже, которыми руководил сам Вавилов) и отделением в Ростове-на-Дону (Ипатьев, Удалов).
За юного компаньона Н. А. Ипатьева Иван Ильич впоследствии выдал свою любимую старшую дочь Санятку — Александру. (Правда, супружеская та чета продержалась недолго, всего шесть лет, и в 1912 году распалась: Ипатьев бросил семью.)
Дела Вавилова из года в год шли в гору, общественное положение его крепло, чему способствовали и личные привлекательные черты Ивана Ильича.
«Был он человек умный, — много позднее вспоминал о своем отце Сергей Иванович Вавилов, — вполне самоучка, но много читал и писал и, несомненно, был интеллигентным человеком. По-видимому, он был очень смел, не боялся новых начинаний. Общественник, либерал, настоящий патриот, религиозный человек. Его любили и уважали. В другой обстановке из него вышел бы хороший инженер или ученый».
Подобная репутация закрепилась за ним особенно после того, как Иван Ильич был избран гласным Московской городской управы — исполнительного органа тогдашней городской думы. Вот одно из свидетельств — рассказ научной сотрудницы, которую назову условно инициалами А. И.[3].
А. И. — из семьи русских революционеров. Дед ее, народоволец и участник Парижской коммуны, перед Октябрьской революцией был заключенным Александровского централа; подвергался репрессиям со стороны царского режима и ее отец. Начинала свое образование в Смольном институте благородных девиц, но после арестов в семье была оттуда исключена и окончила женскую гимназию в Москве. Чтобы поступить в университет, она сдала экстерном и за мужскую гимназию (8 классов старой женской гимназии полного среднего образования не давали); Однако даже с нормальным аттестатом зрелости ее в университет не допускали: тогдашний ректор профессор М. К. Любавский не утвердил студенткой девушку из семьи «крамольников».
Что делать? И вдруг кто-то посоветовал: «Сходите к Вавилову, гласному городской управы. Он человек добрый, все поймет. Может быть, поможет».
А. И. о знакомстве с И. И. Вавиловым: «Это было в 1913 году. Я пришла в Московскую городскую управу и легко нашла Ивана Ильича. Его все знали, и он был всем доступен. Выслушав меня, весело сказал: «Барышня, не огорчайтесь, учиться в университете вы будете. Потерпите недельку, а в следующую пятницу часам к пяти вечера приходите ко мне домой. Это Прохоровская мануфактура, там меня все знают».
Когда я вошла в квартиру Вавиловых, я просто растерялась, не знала, на что смотреть. Сначала не могла оторвать своих глаз от жены Ивана Ильича — Александры Михайловны. Русская женщина с черными гладко причесанными волосами и с изумительными огромными глазами, она казалась красавицей. Александра Михайловна подошла ко мне, спокойно и ласково протянула мне руку. Во всем ее облике чувствовались ум, простота, скромность. Она ввела меня в большую комнату — столовую, где собралась вся семья, кроме дочери Александры и сына Николая, находившегося, как мне сказал Иван Ильич, за границей. Столовая была большой, просторной; огромный стол накрыт чистейшей белой скатертью; в углу висела икона с прикрепленной к ней горящей лампадой.
3
Все услышанное мною от отдельных членов семьи Вавиловых, или от лиц, сталкивавшихся с ними, публикую только с разрешения рассказчиков. Но иногда мне ставилось условие: не называть их имена.