С. ГЕНЗБУР: Да. Я целомудренный по отношению к себе самому. То есть не хочу видеть свой конец в зеркале. Я закрываю его рукой, я закрываюсь, я крайне стыдлив. И таким я был всегда. Не знаю, почему я такой стыдливый... ведь стыдливости у меня вроде быть должно; и все же я крайне стыдлив и немного завернут на эту тему, хотя мне нипочем самая крутая порнуха. Потому что в любви есть и избыточность, и легкость. Мерзкое может быть очень красивым, а на свету все может показаться отвратительным. Это дело соотношения... слабостей.
БАЙОН: В зеркале — это когда ты один?
С. ГЕНЗБУР: Да. Я один.
БАЙОН: А в присутствии кого-нибудь? Ты чувствуешь себя свободно?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Я все равно закрываю свой член. И задницу. Я не люблю, когда...
БАЙОН: Хотя комплекс Нарцисса у тебя развит достаточно хорошо...
С. ГЕНЗБУР: Да, но только не ниже пояса. Нет. Ни в коем случае! Мне все это!.. Я так и не привык и никогда не привыкну — противно аж до смерти! — что у меня какой-то хуй, какие-то яйца... Фи! Какая мерзость! Пакость! Ну это же просто какое-то!..
Я не понимаю: если есть боги, как они могли нам придумать такие... гадкие штуки! Конечно, когда ты видишь статуи... Микеланджело[132], это не гадко; если взглянуть на Давида, то член у него совсем маленький, а сам он такой супермускулистый — вот это эстетика. А если бы ему прихерачили какую-нибудь оглоблю... это было бы неэстетично. А так — хорошо, так — красиво. Когда на картинах мужики с маленькими пипирками, это красиво.
БАЙОН: М-м-м. Это немного...
С. ГЕНЗБУР: Абстрактно. Это абстрагирование.
БАЙОН: А твои родители[133]... Ты видел их голыми? Какими были Гензбуры? Пуританами? Как это было?
С. ГЕНЗБУР: Строго. По-русски. По иудейско-русски. Сверхстрого. Только однажды, когда я написал мимо в туалете, отец мне сказал... не помню, сказал ли он мне: «Держи конец ровно. Направляй струю». Я только помню, что он мне это как-то сказал, хотя он не сказал «конец», он сказал... «попу». Он сказал: «Держи попу ровно. Не дергай попой. Не писай мимо».
Вот и все, что касается секса. С отцом мое половое образование равно нулю. И потом... все это было иудео-русской традицией, эдаким сексуальным фашизмом, в смысле: «Надо вести себя прилично, послушно», ну, в смысле величайшей стыдливости. Итак, я был и до сих пор остаюсь стыдливым.
Приобщение
БАЙОН: Когда началась твоя половая жизнь?
С. ГЕНЗБУР: Она началась... Я дрочил. Как все мальчишки, которые дрочили на фотографии из «Париж-Голливуд», фотографии в сепии, на которых лобковые завитушки стирались или ретушировались... потому что это было запрещено. Довольно поздно: лет в четырнадцать-пятнадцать.
С. ГЕНЗБУР: В тринадцать лет я занимался рисованием, однажды приходит такая девица... Ничего, немного полноватая, не высший класс, но и не уродина. Она была натурщицей. Ведь это было в художественной школе, в академии на Монмартре[134], куда меня определил отец[135]. Тоже мне «академия»!
Итак, является эта девица. Я пригласил ее войти, потому что галантность была в крови, — я уже успел прочесть Флобера... нет, Стендаля... ну кого там, — пригласил ее войти и пропустил вперед (а еще я читал Гюисманса и сказки Перро[136] и братьев Гримм[137]...). И вот она раздевается догола. Охренеть можно! Она раздевается для меня, девственника, девственного мальчишки! Ни хера себе! И вот тут, скажу я тебе, мне было лет тринадцать-четырнадцать, и инстинктивно я почувствовал: «Сейчас что-то должно произойти, с этой девушкой, не знаю, что именно...»
Потому что тогда мне еще не разрешали рисовать ню: я терзал гипс, то есть римский декаданс, рисовал углем... И вот я стыдливо отвернулся от этой девушки, она меня... потрясла. Ее стриптиз показался мне потрясающим.
Вообще-то, стриптиз был хреновый, но чем он был хреновее, тем больше потрясал. Трусики «Petit-Bateau». Она была симпатичная, и я сказал себе: «Наверное, с девицей должен быть какой-нибудь тык-тык...»
Хотя у меня не стоял, я все равно был совершенно потрясен. Не из-за абсолютной обнаженности — в ней великая чистота, это самое красивое, что могли сделать великие художники, это абсолютная чистота, это Кранах[138]: спирали по отношению к прямым линиям рамы, к фашистскому аспекту картины, — итак, совершенная нагота на меня не действовала, но стриптиз! Хотя какой уж там стриптиз... Это и стриптизом не назовешь; это называлось — обнажиться. Она обнажилась, и для меня, мальчишки, это было действительно откровением.
132
Микеланджело (Michelangelo Buonarroti, 1475–1564), великий итальянский скульптор, художник, архитектор и поэт Возрождения.
135
Иосиф Гинзбург, профессиональный пианист, хорошо знал классическую музыку и страстно увлекался живописью. Он сумел привить эти увлечения сыну: научил его играть на рояле, после чего определил в художественную школу к преподавателям-постимпрессионистам Камуану и Пуи (в 1941 году мальчику было 13 лет).
136
Шарль Перро (Charles Perrault, 1628–1703), французский писатель, автор знаменитых детских сказок.
137
Братья Гримм (Якоб, 1785–1863; Вильгельм, 1786–1859), немецкие филологи, писатели, основоположники германистики и мифологической школы в фольклористике. Авторы знаменитых детских сказок.
138
Лукас Кранах (Lucas Cranach, 1472–1553), немецкий живописец, график. Сочетал художественные принципы Возрождения с элементами готической традиции.