Выбрать главу

– Но, доктор, у нее же ноги…

– А вприсядку никто сказок не рассказывает, – отрезал тот. – А на слова ее внимания не обращайте и не показывайте, что они вам обидны. Такое бывает. Помните, это говорит ее болезнь. Возможно, она восстановится…

Но бабушка не восстановилась. Напротив, у нее появились новые причуды. Она не желала разговаривать с матерью, не отвечала на ее вопросы. Потом она перестала ложиться на ночь в кровать, оставалась спать в кресле.

– В постели-то она меня скорее достанет, – рассуждала старуха сама с собой. – Ой, поздно я тебя поняла, Алевтина, ой как поздно! Раньше-то, когда силы у меня были… – И она поднимала сухие свои руки со скрюченными пальцами.

Бабушка спала в кресле и на ночь непременно снимала со стены тяжелую икону в деревенском окладе из фольги и бумажных гвоздик. Она не ела ничего, что готовила мать, и старалась встречаться с ней как можно реже. К слову, мать и сама не очень стремилась видеть старуху. Бабушку кормила Эля – носила ей из кухни в комнату куски хлеба, вымазанные маргарином с вареньем, и чай.

Зато найти ей дело оказалось легче легкого. Чего там – пусть присматривает за внучкой! Бабка и присматривала, докучая внучке своими наставлениями, не подпуская ее к матери. Она даже несколько раз прикалывала Эльку к своей юбке большой английской булавкой. Такое воспитание сказалось на характере ребенка – Эля теперь вела себя совсем тихо, старалась быть максимально незаметной, чтобы не раздражать старуху. Пару раз случалось так, что, войдя в комнату, Руслан не замечал Эли, и лишь через несколько минут с удивлением обнаруживал ее: она то сидела на низеньком стульчике за приоткрытой дверцей шкафа, то на подоконнике за занавеской или просто лежала в кровати, но…

Из-за щуплого тельца и отрешенного, мечтательного выражения лица она словно бы становилась недоступной взгляду, будто бы отгораживалась от мира радужной пеленой, точно жила внутри мыльного пузыря. Она освоила искусство быть незаметной, невидимой, недосягаемой.

Со временем Руслан понял, что его сестренка не просто развита не по годам, но еще и имеет богатое воображение, может придумать себе игру из ничего, на пустом месте. Ей, как и ему в ее возрасте, нравились книги про животных с картинками, но с равным интересом она изучала и его учебник по геометрии. Крутила его так и сяк, изучая тетраэдры и октаэдры, шептала что-то себе под нос. Руслану порой казалось, что она произносит заклинания. Читать Эля выучилась самостоятельно, по его учебнику астрономии, ведь ей так хотелось знать, что изображено на этих красивых картинках, где мириады звезд плывут в вечной тьме Вселенной! «Астрономия» разочаровала ее, подписи под чудными картинками оказались скучными и сухими, и тогда она переключилась на растрепанный томик «Русские песни и романсы».

Когда Эле захотелось узнать, как звучат стихи из сборника, Руслан достал для нее кассету. Пела, говорили, эмигрантка, голос у нее был низкий и красивый, и больше всего Эле понравился безумный романс, написанный безумным поэтом. Слушать этот романс было все равно что смотреть в черную, непроглядную воду лесного озерца и обнаруживать вдруг, что вода эта чиста и прозрачна и в ней отражается ее собственное лицо, а упавший на дно желтый лист сияет, будто он из чистого золота…

Все васильки, васильки,Сколько их выросло в поле…Помню, у самой рекиМы собирали их с Олей…[1]

Однажды Руслан из коридора услышал, как Эля напевает этот романс, и – вот странно! – наравне с бабушкиным заливистым храпом ему послышался еще чей-то нежный голос, направлявший неуверенный Элькин голосок.

– Ты с кем там поешь? – спросил Руслан походя, и так же походя ответила ему застигнутая врасплох сестренка:

– С мамой!

Руслан помотал головой, отгоняя наваждение, но понял все и дал себе слово уделять сестре побольше времени – ей явно не хватало материнского внимания.

Но Руслан не сдержал слова, у него было слишком много своих дел.

Он быстро взрослел. Высокий, с густыми темными волосами, Руслан выглядел старше своих лет и нравился сверстницам. Такой красавчик да к тому же еще и умница – учится на одни пятерки, занимается спортом, сотрудничает в городской газете, помогает матери. Короткие заметочки о жизни молодежи в период перестройки за подписью «Р. Обухов» удовлетворяли тщеславие, однако же совершенно не приносили дохода. Но летом Руслану удалось неплохо подзаработать. В составе бригады халтурщиков он отделывал дачу директору консервного завода. У директора земля горела под ногами, но в преддверии нерадостных перемен он стремился хапнуть напоследок как можно больше. Дача, а вернее, целый особняк о двух этажах в лесопарковой зоне, за двухметровым забором, после ремонта явила собой полноценный образчик державной советской роскоши. Впрочем, стиль был подпорчен новейшими вкраплениями. Руслан клал в ванных и туалетах кафельную плитку – дорогущий итальянский кафель. На розовом фоне каждой плитки кривлялась развязная красотка. Все девицы были трех типов. Брюнетка в бикини с такими пышными бедрами, которых и не видано было на белом свете, яркогубая блондинка а-ля Мерилин Монро в короткой вздувшейся юбчонке – и только! И наконец, валькирия, для которой художник не пожалел ни оранжевой краски на волосы, ни белой – на роскошную грудь. Несмотря на досаду из-за того, что такими глупыми картинками испорчена замечательная плитка, Руслан не мог не любоваться рыжеволосой красавицей, ему нравились ее веснушки, ее крошечные ручки с перламутровыми ноготками, которыми она удерживала полотенце, ее ускользающая улыбка и прищуренные глаза. О, он был искушен в женской красоте, видел уже не только плохо переснятую колоду карт, но и яркие иностранные журнальчики, и даже кое-какие фильмы крутил ему одноклассник из богатой семьи, но ни одна из обнаженных «звездочек» так его не волновала. Даже особенно не таясь, Руслан спрятал одну из плиток к себе в карман. Хозяин пропажи не заметил. И хорошо, ведь этой плиточке уготована была долгая жизнь – в ящике письменного стола, среди старых тетрадей Руслана. В отличие от ее товарок, которые уже через год были безжалостно сколоты со стен! Директора консервного завода арестовали и сослали на край света, особняк конфисковали и передали под детский санаторий. Новые хозяева сразу сбили плитку – негоже больным детишкам смотреть на такую похабщину! Осколки выбросили на свалку, оттуда их растаскали местные дачники… Долго еще на лесных дорожках грибники обнаруживали розовые осколки и со смущением различали на них то карминовый сосок, то соблазнительный изгиб бедра.

вернуться

1

Стихи А. Н. Апухтина.