Кассери — знаменитый анатом — пригласил Реформатора на сеанс рассечения трупа в только что построенный анатомический театр на верхнем этаже университета. Театр был сконструирован при больших стараниях Лунардо, поддерживающего медиков университета, лучших во всей Европе.
— Скажи ему, пусть начинают без меня. Я кое-что должен доделать, — произнёс Лунардо, не отрываясь от книги.
Он не услышал, как помощник вышел, и обернулся. Джироламо продолжал стоять в дверях, и Реформатор столкнулся с его изучающим взглядом.
— Падроне, всё в порядке?
Джироламо вытянул шею и заглянул Реформатору через плечо. На гравюре были изображены удивительные квазичеловеческие фигуры наподобие геометрических манекенов из кубов и параллелепипедов — фантастические солдаты-автоматы из металлических частей, из пружин.
Лунардо успокоительно улыбнулся:
— Да. Да. Не беспокойся. Пусть маэстро Джулио не обижается. Скажи, что я скоро буду. Потом спустись ко мне.
Он вернулся к книге, замысловатые картинки помогали ему лучше сосредоточиться в размышлениях. Оттовион знает! Не было никаких сомнений, что Канцлер произнёс слово «служба» с особым ударением и смыслом, таким, с которым это слово использовал сам Лунардо. Он помнил, как Оттовион произносил его, помнил взгляд его умных глаз, сверкающих и прищурившихся в набухших от недосыпания веках. И обратился Оттовион к нему, Реформатору университета, не посоветоваться на дипломатические темы, не обсуждать сенаторские интриги, а именно в расчёте на помощь службы!
Служба Лунардо была главной тайной его жизни, и в тот момент, когда Канцлер произнёс «иль суо сервицио» — «ваша служба», сер Маркантонио почувствовал, словно бы он до этого сидел в бауте (венецианской маске), которую с него сорвали: «Мы знаем, кто ты такой есть на самом деле. Мы знаем, что ты скрываешь». Мерзкое, унизительное чувство разоблачения, невольно хочется прикрыть лицо руками. Потом к этому чувству добавился страх. Откуда Канцлеру известно о службе?
Канцлер поистине знает всё, что происходит в его Республике! Он знает больше всех сенаторов и членов Большого Совета, надувающих щёки в различных магистратурах! Он знает больше тайн, чем члены Совета Десяти, государственные инквизиторы и Кваранция по уголовным делам, вместе взятые!
Страх ушёл после бессонной ночи. Лунардо заключил, что Оттовион, этот великий и всезнающий «немой», вероятней всего, никому не рассказывал и не расскажет о секрете Реформатора. Зачем? Если бы он это сделал, Лунардо давно бы сидел в Поцци или Пьомби[67], или кормил бы рыб в венецианской лагуне.
Канцлер намеренно упомянул службу. Во-первых, это был знак доверия: видите, как бы говорил он, я знаю и храню ваш секрет. Во-вторых, он предупреждал: не делайте вид, будто ничего не можете. Я пришёл к вам за помощью. Я доверяюсь вам, вы — доверяйте мне.
В первый раз идея создания особой службы пришла к Маркантонио, когда он занимал пост байло в Османской империи, в долгие месяцы заключения в крепости Алькасабах, где во время Кипрской войны он находился под надзором янычар. В те годы он сумел развернуть целую сеть агентов, которые считали турецкие галеры, бомбарды и пушки, заметили быстрое восстановление османского флота, потерянного в Лепанто.
Лунардо первым понял, что Венеция вскоре останется один на один со своим главным врагом. Пять месяцев он вёл переговоры с великим визирем Рустам-пашой, по поручению Сената в полной тайне готовил заключение мира, так что даже в Большом Совете о нём узнали только после его подписания в 1573 году.
По статьям мирного трактата можно было подумать, что это турки выиграли Лепанто. Наглые захватчики требовали признать захват Кипра, контрибуцию в 300 000 дукатов, а взамен милостиво сохранили венецианцам коммерческие привилегии и свободу морей. Но что могла противопоставить этой мощи Венеция, маленький средневековый город, зажатый со всех сторон могучими державами: с юга и с запада — католической Испанией, с севера — австрийскими Габсбургами и империей, с Востока — империей османов — этим гневом Божьим, первый удар которого всегда принимала на себя она — Венеция! Госпожа морей ещё пару столетий назад, она теперь всё больше уступала турецким и испанским галерам, которые хозяйничали за пределами Венецианского залива на морях, когда-то её морях! Да, Арсенал Венеции создавал великолепные образцы галер, крепких и надёжных, по-прежнему вызывая зависть всех иностранцев. Но в Константинопольском Арсенале, в котором работали греческие мастера, выпускались галеры чаще и быстрее. Они были быстроходнее венецианских. К счастью для венецианцев, они делались наспех из сырого дерева и не выдерживали больше одной навигации. Но султаны не привыкли считать ни людей, ни усилий, ни материалов. А теперь ещё в Средиземном море появились и более наглые гости — парусные каравеллы и бретоны англичан, французов и голландцев, которые не только перехватили морскую торговлю, но и отчаянно пиратствовали.
67
Поцци — тюрьма в подвалах Дворца дожей. Пьомби — тюрьма под свинцовой крышей во Дворце дожей.