Чтобы окончательно убедиться в этом, посланник, заглянул в сундук с тяжёлым немецким замком, служивший для хранения секретных бумаг и денег, и изучил сумку. Она была такой, какой сдал ему утром курьер. Не вскрытой. Тогда он приказал привести к нему старшего из челяди и подробно допросил. Не замечал ли он слежки? Каких-нибудь подозрительных людей? Получив на каждый из вопросов отрицательный ответ, он продолжал, однако, чувствовать озабоченность.
Из тени веранды дома на окраине города Мукстар задумчиво обозревал гряду суровых Динарских Альп, их угрюмые скалистые верхушки, непроходимые леса на склонах. Горы охватывали этот прекрасный город гигантским амфитеатром. У их подножия зацветали вишнёвые сады, раскинулись цитрусовые рощи и виноградники.
Так как же отреагировать на предложение? Они почти не сомневались, что каким-то непонятным для них образом венецианцы прознали о краже их документа.
В конце концов Мукстар решил рискнуть. Даже если это провокация и некто предлагает игру, её нужно попробовать, поближе познакомиться с правилами. Отказаться от сведений было бы глупо. Посланник организовал засаду, выслав вперёд несколько слуг. Задача заключалась не столько в том, чтобы получить что-то от монаха, сколько попытаться перехватить его и выкрасть. А там уже опытные умельцы из османов вытянут из него всю правду. Таким образом, за полчаса до появления Мукстара на поляне у звонницы все выходы и подходы к ней были перекрыты людьми посланника, занявшими все ключевые места.
Через два часа пополудни Мукстар появился на указанном месте. Он медленно поигрывал чётками в левой руке, держа их как можно заметнее. Он неторопливо прошёлся по периметру площади, среди массы разношёрстного народа. Затем он встал под башней и неторопливо оглядел толпу. Он мог подать знак людям, рассыпанным по площади, и монаха они могли взять прямо здесь. Либо по дороге домой.
А вот и монах! Тучный, неуклюжий, в сером плаще, опоясанном толстой верёвкой, эдакая большая серая мышь с выбритой макушкой. Отдуваясь, вытирая пот с жирного лица, он продирался сквозь толпу торговцев в сторону Али. Он заметил Мукстара и направлялся прямо к нему. Когда монах приблизился и встал сбоку, Али вдруг пришла в голову забавная шутка. Он разжал пальцы, и чётки упали на землю. Монах засопел, затем молча, задрав сутану, тяжело присел на корточки и потянулся за чётками.
Звонкий мелодичный удар раздался над головами людей и поплыл по площади. За ним следующий. На башне звонницы новый час начали отбивать зелёные рыцари — покрытые патиной бронзовые фигуры. Все невольно отвлеклись от своих дел и подняли головы. Монах и Мукстар тоже застыли: один на корточках, другой — стоя над ним.
— Как дела, Али! Тебе привет от сенатора Феро, — вдруг услышал турок за своей спиной.
Но он успел лишь полуобернуться и заметить, как в уходящем свете дня что-то блеснуло. В следующий миг Мукстар почувствовал, что нечто острое и жгучее вонзилось ему в левое плечо под ключицей. Это был стеклянный кинжал — фактически тонкая стеклянная спица с идеальным остриём длиной более двадцати сантиметров. Мукстар почувствовал болезненный укол и тихо вскрикнул под звон часов. Вонзив кинжал, убийца, поддерживая заваливающегося Али сзади, умело обломил тонкую стеклянную рукоятку. Теперь никто не смог бы вынуть жало из тела жертвы, обрекая турка на мучительную смерть, когда лезвие окончательно погрузится в сердце.
Под звон колоколов монах быстро поднялся и вместе с убийцей покинул площадь. Мукстар медленно осел на землю. Толпа раздвинулась, и слуги турецкого посланника кинулись к умиравшему курьеру.
Глава 20
На рассвете в той части пьяццетты, где в портике под Дворцом дожей ежедневно происходило утреннее брольо, в толпу патрициев — интриганов, сплетников, любопытных, шпионов, дельцов и адвокатов — внедрился молодой человек. «Брольо», или иначе «брольо онесто», то есть «честное брольо» — удивительное венецианское действо, получившее своё название от находившейся когда-то неподалёку церкви Санта Мария дель Брольо[96], на которое издревле собирались патриции, чтобы обсудить политические и государственные вопросы. На самом же деле это было нечто вроде политической биржи. Патриции охотно отправлялись на брольо перед выборами, особенно те, кто хотел получить какой-нибудь пост. Они просили о поддержке, привлекая к себе внимание, прося других патрициев или предлагая голосовать за кого-то, но так, чтобы это стало известно и оценено по достоинству, а также поздравляя победителей в голосованиях. Патриции, стремившиеся к получению должностей или утверждению каких-то решений, покупали на брольо голоса более мелких и незначительных членов Большого Совета. Всё это делалось с большой церемонностью, негромко и с низкими поклонами. Как говорит поговорка, если патриций плохо поклонился, то у него «плохая» спина, а значит, мало шансов на получение поддержки.