Записи сказок настоящего сборника сделаны в Архангельской и Олонецкой губерниях. В частности по отдельным местностям сказки записаны:
В Архангельской губернии на Низовой Печоре №№ 1-54; в Поморье (Кемский уезд) №№ 55-64; в г. Онеге № 65; в селениях по р. Онеге №№ 297-303; по Летнему берегу Белого моря (тракт между Архангельском и г. Онегой) №№ 233-296; на Кольском полуострове №№ 199-203 и в Шенкурском уезде №№ 67-77.
В Олонецкой губернии: в Петрозаводском уезде №№ 78-144, 149-165, 204-209 и 224; в Повенецком уезде №№ 145-148, 166-198, 210-218, 222-223[1]; 232 а, в Каргополъском уезде №№ 219-221; в Лодейнопольском уезде 228-231 и 232 6, в. Кроме того, всего три сказки — №№ 225-227 — записаны в Чердынском уезде Пермской губернии.
Озаглавив сборник «сказками», я только для краткости обобщил этим названием разные разряды народного творчества, вошедшие в книгу. В сборнике, правда, преобладают сказки в собственном смысле слова; но в нем напечатаны записи и такого рода, которые и сами сказочники отнюдь не считают сказками. В сборник вошли, например, исторические предания, легенды; обильны в нем рассказы про клады, про мертвецов, колдунов, ведьм, различного рода оборотней, чертей, леших, водяных и домовых. Всё это верования в мир злых или более и менее безразличных к людям духов. Записаны рассказы о событиях из жизни рассказчиков или их однодеревенцев с указаниями времени, места происшествия и именами действующих лиц. Записаны наблюдения русских над инородцами или над русскими же, но соседних, несколько отличающихся бытом волостей, и проч.
Записи сборника почти все сделаны непосредственно из уст народа, за очень немногими исключениями. Только №№ 65-77; 149-165; 224; 228-231 и 232 б и в напечатаны с рукописей — отчасти из архива И. Р. Географического Общества, отчасти из Рукописного Отделения Академии Наук.
По тщательности записей на первом месте, конечно, должны быть поставлены сказки академика А. А. Шахматова. Г-н. Пришвин, к сожалению, некоторые из своих записей подверг литературной обработке (напр. № 179 а, б, в; 180 а и б; 198 а, б, в, г, д, е и ж). Сказки, извлеченные из архива Географического общества и Рукописного Отделения Академии Наук, записаны не фонетически; все они записаны с явным стремлением изложить их книжным языком и подвергнуть явной литературной обработке.
Что касается моих записей, то они сделаны неравномерно — одни лучше, другие хуже. Я всегда старался записывать непосредственно от сказочников и добросовестно старался соблюдать все особенности местного говора, но мне это не всегда удавалось. Во-первых, даже самый опытный в деле записей исследователь не всегда уловит или не всегда сумеет записать или отметить все то, что и как говорит сидящий перед ним сказочник; это подтверждает и А. А. Шахматов (стр. 291-292). Во-вторых, некоторые сказки я слышал при условии, когда записывать их сейчас же было совершенно невозможно (в дороге на телеге, в лодке, во время дороги пешком и пр.). Такие сказки я записывал после, уже без сказочника, стараясь, насколько позволяла память, восстановить в своей записи не только содержание их, но и самый склад сказки, однако уже не придерживался говора. Сказок, записанных таким образом, впрочем, немного, и все они указаны в характеристиках сказочников (№№ 210-212, и 214; 222, 223 и 232). Наконец, встречаются неудобные сказочники, которые рассказывают чрезвычайно сбивчиво, спутанно, беспрестанно повторяясь, да кроме того говорят еще очень скоро и записать от них что-нибудь дословно из слова в слово, почти нет возможности. У таких сказочников приходилось, при большом напряжении внимания, схватывать из всего того, что они наговорят, — основу сказки и ее только и набрасывать на бумагу. При записях у них приходилось жертвовать диалектологическою точностью записи, чтобы сохранить иногда очень хорошую сказку. К таким сказочникам я отношу, напр., С. К. Чалкова (№№ 58 и 59), отчасти Воронину П. С. (№№ 288-294).
Говоря о сказочниках вообще, нужно отметить следующее. Почти все сказочники рассказывают сказки своему брату, крестьянам, просто и безыскусственно, местным говором, а как только начинают рассказывать приехавшему из Петербурга барину, так сейчас ту же сказку стараются рассказать так, чтобы она как можно больше походила на книжную. Почти все сказочники думают, что собирателю не нравится их местный "мужицкий" говор, что рассказывать сказку "по-мужицки" некрасиво. Поэтому очень часто приходится много и долго убеждать сказочника, что именно сказка, рассказанная просто, и требуется для записи. При большой настойчивости можно добиться того, что сказочник постепенно будет забывать, что перед ним сидит приезжий барин. Но все же, мне думается, всякая записанная приезжим из столицы собирателем сказка все-таки будет более или менее искусственна. Уже один вид сидящего перед сказочником и записывающего на бумагу все, что говорит сказочник, человека, не может до некоторой степени не налагать на сказочника чего-то сдерживающего. Кроме того, неизбежные переспросы неизвестных и нерасслышанных слов, темных мест, заставляют сказочника останавливаться; вдохновение во время этих остановок пропадает, и сказочник уже надолго, а то и совсем может не попасть в первоначальный тон сказки. Лучше поэтому, если желательно сохранить всю прелесть местного колорита сказки, со всеми особенностями, оборотами речи, красотами метких сравнений и остроумными словечками, — лучше в таком случае не перебивать I сказочника и, опуская лишние объяснительные замечания, какие очень часто любят вставлять не к месту иные сказочники, записывать одну суть сказки. Идеальной, в силу этих соображений, я бы считал сказку, рассказанную не для приезжего собирателя, а в своем крестьянском кругу, где-нибудь на ночевке у костра, на пожне, или в лесной избушке во время охоты, и которая была бы записана, напр., на фонографе что ли, да еще при условии, чтобы сказочник не знал, что его слушает приезжий, не свой брат, собиратель.
1
№№ 222 и 223 записаны в г. Повенце, от сказочника, место происхождения котораго собирателю осталось неизвестным