Осталась позади война, минула и спецкомендатура. Советская немецкая литература по-прежнему не подавала признаков жизни. Да и как ей, после таких потерь, было подавать их? А потери были катастрофические. Только один из советских немецких писателей погиб непосредственно на войне — Христиан Эльберг, павший в рядах народного ополчения в 1942 году под Москвой. Остальных, лишенных права сражаться с врагом, ждала иная участь.
Не вернулись из трудармии и не дожили до отмены унизительного спецнадзора Франц Бах (похоронен на одной из сопок в Горной Шории в мае 1942 года), Герхард Завацкий (умер в 1944 году в Соликамске); в 1944 же году не стало Ганса Гансмана (Иоганнеса Келлермана) и Фридеберта Фондиса; в 1951 году — Германа Бахмана; в 1953 закатилась некогда яркая звезда Августа Лонзингера — сеятеля доброго, разумного, вечного, вынужденного замолчать еще в тридцатые годы; в 1954 году умер в Магадане Давид Шелленберг. Еще долгие годы после войны были в тюрьмах, лагерях и ссылках Рейнгардт Кёльн, Эрнст Кончак, Нора Пфеффер. (Собственно, в ссылке был весь советский немецкий народ). В Сибири ученый-лингвист с мировым именем, специалист по немецким диалектам, Андреас Дульзон переключился на изучение языка кетов — маленькой сибирской народности, получив позже за свое исследование Государственную премию. В 1955 не стало другого писателя и ученого с мировым именем, Франца Шиллера.
Мало кто остался в живых из целого эшелона с интеллигенцией республики немцев Поволжья, более 500 человек, привезенной в начале войны в Восточную Сибирь и направленной там на лесоповал в тайгу (Франц Бах, бывший именно в этом эшелоне, выдержал всего несколько месяцев).[6] И куда-то исчезло перед окончанием войны из трудармейских лагерей партийное и советское руководство автономной республики.
И если отметить также, что тысячи и тысячи советских немцев умерли еще во время выселения, по дороге в Сибирь и Казахстан; сотни тысяч погибли от голода и непосильной работы в результате сталинского геноцида в трудармии; десятки тысяч малолетних детей и стариков, оставшихся на произвол судьбы, без средств к существованию, без теплой одежды, без знания языка окружающего населения после мобилизации в трудармию всех мужчин и женщин трудоспособного возраста (женщины от 16 лет, мужчины — от 15) погибли в первые же зимы (см. воспоминания о том времени Фридриха Сиптица "А в сердце была Москва"[7] и профессора Давида Пеннера "Прокопьевск, трудармия"[8]) и если не забывать, что несколько сот тысяч немцев Украины попало под оккупацию, при отступлении гитлеровцев было вывезено в Германию и многие из них оказались после войны в западных зонах оккупации, откуда часть уехала затем в Северную и Южную Америку и Австралию; и если помнить, что все советские немцы в СССР после войны оказались так разбросаны от Магадана до Урала, что по сей день разыскивают друг друга — то можно, наверное, достаточно полно представить себе и состояние народа, и его моральный дух, и его проблемы, и — положение его литературы.
Если мы справедливо говорим сегодня, что репрессии 30-х — 40-х годов сказываются на советском народе до сих пор, особенно на старших поколениях, многие представители которых познали, что такое тюрьма или лагерь, то что говорить о советских немцах — народе, который весь, целиком, практически без единого исключения был репрессирован, перенес и тюрьмы, и трудармейские лагеря (где иногда специально люди совершали "преступления", чтобы попасть в лагеря заключенных — там было всё же легче, чем в трудармии), и вдобавок еще двадцать лет после войны не имел права возвращаться в места, откуда был выселен, и… Да разве всё перечислишь? Да разве всё передашь?
Почти пятьдесят лет целый народ не имел права хотя бы объяснить другим советским народам, что он никогда не имел ничего общего с врагом, что его сыновья так же погибали в борьбе с этим врагом, как и сыны всех других советских народов, и что он ни в чем не виноват, и нельзя его — только его, единственного из всех народов на всем земном шаре, держать до сих пор в наказанных за вторую мировую войну. Наша страна во многом помогла народу ГДР и многое сделала для развития дружбы между ним и советским народом; за последнее время круто повернулась наша политика в отношении к ФРГ, к установлению человеческих, дружеских контактов с ее народом; мы с теплотой и искренним восхищением относимся к японскому народу; мы радуемся культурным и иным связям с итальянским народом. А ведь из этих стран пошла на нас война, и там живы еще многие из тех, кто прошел по нашим селам и городам с оружием в руках. И если мы хотим сегодня еще кого-то винить и наказывать за ту жестокую войну, то почему именно советские немцы, и только они, несут всю ответственность за эту войну? В чем же их вина?
6
Karl Herdt. Wann, wie und wo starb Franz Bach? "Neues Leben" Nr. 46, 9. November 1988, S. 14.