За мужчиной, скромно сцепив перед собой руки, стояла женщина – ждала, когда ее представят. Шаг покрутил кольцо на мизинце.
– Ну что – так и не хочешь обнять своего старика?
Шагги давно не видел отца – тот перед каждым приездом в Питхед сначала непременно выяснял, спят ли дети. Мальчик стоял, держась за ногу сестры. Вместо брата заговорила Кэтрин.
– Шаг, он такой пугливый. Оно и не удивительно – ты сразу на него так напустился.
– Это фирменная манера Бейнов. Бить их до того, как они начали бить тебя. – Он присел на корточки, и Шагги услышал громкий звон серебряных монет в его кармане. – Мне нравится твой галстук, просто потрясающий. Ты уже начал разбивать девичьи сердца, пошел по стопам отца?
За его спиной что-то пришло в движение – женщина, которая стояла в ожидании, шагнула вперед.
– Ей-богу, ехать куда-то в день дерби «Старой фирмы» – плохая идея, – сказала она. У женщины был усталый вид, в уголках глаз появились морщинки, когда она натянуто, через силу улыбнулась. Она в росте уступала его отцу, а значит, была пигалицей. Шагги отметил ее коротко подстриженные волосы с сединой у корней. На ней были женские брюки, простой джемпер с треугольным вырезом и большим принглским львом[60] на груди. Она своим внешним видом напоминала школьных поварих, когда те после ланча выходят покурить у мусорных бачков.
Кэтрин вышла вперед и сдержанно произнесла:
– Рада познакомиться, Джоани.
Чего нельзя было сказать по ее лицу. Они обменялись рукопожатием, потом сошлись в неловком, нервном объятии.
Шагги чуть шею себе не свернул, так он задрал голову, а челюсть, вероятно, отвисла, потому что на лице Кэтрин тут же появилось выражение «немедленно прекрати». Его отец, все еще сидевший на корточках, не сводил глаз с сына и улыбался, будто получал удовольствие от происходящего. Шагги потянул Кэтрин за блузку. Она наклонилась, а он прикрыл ее ухо ладонью, чтобы никто не услышал, и сказал: «Кэт, это плохая Джоани. Ты ее не должна любить. Это та шлюха, которая украла моего папу».
– Поздоровайся со своей новой мамой, – стал подначивать его Шаг, продолжая довольно ухмыляться. – Ну-ка, обними свою новую мамочку.
– Нет. Некоторые из нас знают, с какой стороны ветер дует, – сказал Шагги, покидая безопасное место у ноги предателя. Он не знал, откуда ему известно это выражение, может быть, его выкрикивала мать в телефонную трубку.
– Ну-ну. Тебе будет нужна новая мама, Шагги. Прежняя, которая у тебя была, отправляется на свалку. – Шаг встал с хрустом в колене и поморщился. – Вероятнее всего – в «Истерн-отель»[61].
Джоани приветственно помахала мальчику, в руке она держала бумажный пакет для покупок.
– Не слушай, что он говорит, сынок. Иногда, могу поклясться, что сердце у него такое же пустое, как кладовка фения к четвергу. – Она подошла к нему с пакетом. – Слушай, ты можешь называть меня просто Джоани. – Она заглянула в пакет. – Наша Стефани уже переросла такие штуки, но они как новенькие, у меня духу не хватило их выбросить. Хочешь взять?
Он отрицательно покачал головой, но его губы спросили:
– А что там?
Она подошла к нему, поставила пакет между ними, словно хотела накормить опасливого зверька. После этого Шлюха Джоани отступила на два шага.
– Ты сам посмотри.
Его отец вышел из кухни с высоким стаканом молока, с его усов уже капали сливки. Он оперся о стену, наблюдая, как мальчик держится в облюбованном безопасном уголке. Шагги хотел отойти подальше от пакета, пытался сделать вид, будто содержимое его ничуть не интересует, но пакет манил его, и он вдруг понял, что шагнул вперед. Он прикоснулся к низу пакета носком – тот оказался довольно тяжелым. Он приоткрыл его пальчиком. На дне лежали восемь ярко-желтых колес. Его глаза стали огромными, как блюдца, когда он вытащил первый роликовый конек.
– До сих пор не понимаю, почему мы не могли отдать ему старый футбольный мяч Эндрю, – сказал Шаг, обращаясь к Джоани.
Ботинки были замшевые, шмелино-желтого цвета, с белыми полосками и белыми шнурками. Шнурки продевались через десяток отверстий, а сами ботинки доходили ему чуть не до коленей. Ах, как они ему понравились.
61
Так называемый «Истерн-отель» в Глазго, на самом деле – приют для бездомных, в этом качестве он просуществовал до 2001 года.