Вайи, прибывавшие по морю, а не по суше, доставляли китайцам больше всего хлопот. Шелк и другие торговые товары начали появляться в азиатских водах в начале XVI века. В 1550-х годах китайцы разрешили португальским посредникам, которые нашли свою нишу в торговле японским серебром за китайский шелк, занять Макао — оконечность полуострова площадью восемь квадратных миль, отделенную от материковой части Кантоны барьером, который стоит и по сей день, — за ежегодную аренду в 500 серебряных таэлей[5]. Макао превратился из россыпи соломенных хижин в оживленный иберийский торговый пост на Востоке, полный белостенных складов, лепных крепостей и барочных церквей. Из Макао ко двору новой династии Цин были направлены первые китайскоязычные священники-иезуиты, где они выступали скорее в роли культурных переводчиков, чем активных прозелитов Христа.
К началу XIX века Срединное королевство было неспокойной империей. Внук императора Цяньлуна, который на двенадцатом году правления находился в Пекине, когда «Лорд Амхерст» вошел в гавань Шанхая, был нерешительным человеком, который бродил по Запретному городу в заплатанных одеждах и беспокоился о благосостоянии дворцовой труппы из 650 музыкантов. Он был безнадежно не приспособлен к управлению 300-миллионной цивилизацией, где контакт с внешним миром уже привел к массовым социальным расколам.
Наибольший вызов бросили настойчивые англичане, обогатившиеся и набравшиеся сил благодаря удачному открытию ресурсов Нового Света. Пока Китай боролся с внутренними восстаниями и пограничными стычками на своем диком северо-западе, Англия богатела на пиломатериалах и шкурах из Канады, сахаре из Карибского бассейна и налогах из американских колоний. И пока Китай продолжал жечь дрова, Англия открыла для себя легкодоступный уголь, который стал топливом для фабрик, поездов и пароходов ее промышленной революции.
«Китайская империя, — писал лорд Макартни, возглавлявший торговую делегацию, которая привезла ко двору Цин паровые машины и телескопы, — это старый, сумасшедший, первоклассный корабль, который удачливая череда умелых и бдительных управляющих сумела удержать на плаву в течение ста пятидесяти лет и покорить своих соседей лишь своей громадой и внешним видом».
В 1832 году, когда моряки Линдсея и Гутцлаффа снесли ворота Ямэнь Таотай, на империю обрушились одновременно наводнения, засуха и голод. В такие смутные времена, когда Небо, казалось, отозвало свой мандат у Цинов, старая мудрость в обращении с пахнущими коровой вайи — «оставить их снаружи, не приглашать внутрь, не признавать их страны» — уже не казалась применимой. В тот день, когда «Лорд Амхерст» наконец вышел из гавани Шанхая, военные джонки преследовали его, хотя и не слишком близко, а снаряды из их кормовых орудий разрывались в воздухе, как безобидные фейерверки на Новый год. Это был жест спасения лица, который позволил Таотаю доложить императору в Пекине, что варвары успешно вытеснены из города.
Однако когда за ними последовали другие иностранные корабли, их трюмы были заполнены не метафизическими опиатами, а самыми настоящими — и приносящими огромную прибыль. Всего через несколько лет именно индийский опиум, а не Библия, приведет к почти магическому преображению маленького участка илистого берега, который был благословлен (или проклят, в зависимости от точки зрения) тем, что расположен там, где Янцзы впадает в Тихий океан, а Китай — в мир.
3: Азартная игра Сассуна
В понедельник в конце ноября 1893 года — через три дня после торжеств по случаю полувекового юбилея основания Шанхая — по ступенькам Шанхайского клуба спускался плотный мужчина средних лет. Сайлас Хардун, управляющий недвижимостью компании E.D. Sassoon & Co., только что провел приятный час в кожаном кресле, потягивая виски и перелистывая специальный юбилейный выпуск газеты North-China Daily News. Теперь, возвращаясь в офис своего работодателя на Бунде, он читал транспаранты, свисавшие с натянутых между телеграфными столбами проводов и украшенные девизами на разных языках. Один из транспарантов на английском языке жирными буквами требовал: «В каком регионе Земли Шанхай не известен?». Он смог расшифровать китайские иероглифы на другом, гласившем: «Оживленная пристань с кораблями от далеких берегов; китайцы и иностранцы отмечают свой счастливый восторг».
5
Таэль, традиционно представляющий собой маленький кусочек драгоценного металла в форме сапога весом 34 грамма, до сих пор является единицей измерения серебра в Шанхае.