Специальный выпуск журнала Fortune, посвященный Шанхаю, который должен был появиться на газетных киосках по всему городу в апреле 1935 года, подводил итог сложившейся ситуации:
Шанхай, пятый город Земли, мегаполис континентальной Азии, наследник древнего Багдада, довоенного Константинополя, Лондона XIX века, Манхэттена XX века — где на двенадцати квадратных милях мутной земли в устье желтой реки уживаются империи мира, — уникален среди городов. Земля Шанхая посвящена безопасности[10].
Эту безопасность, отмечали авторы «Форчун», гарантируют катера иностранных держав, стоящие на якоре в реке Уангпу, дубинки муниципальной полиции и винтовки добровольческого корпуса.
Fortune также привел манящую в разгар депрессии выдержку из годового бюджета типичного тайпана. Менеджер иностранной фирмы мог рассчитывать на зарплату в 25 000 долларов (США), не облагаемую налогом, на которую можно было купить от десяти до двадцати домашних слуг, членство в нескольких клубах, плавучий дом и новый Ford или Buick с водителем.
«Холостяк, — утверждал журнал, — скорее всего, будет жить в одной из новых шикарных квартир сэра Виктора Сассуна». Женатые мужчины могли рассчитывать на 250 долларов в месяц за аренду дома на окраине Френчтауна с двумя или тремя акрами земли. Еще одной значительной статьей расходов были «развлечения» («самая большая статья: спиртное»). В самом низу бюджета значился заголовок: «Благотворительность: небольшая статья».
На фоне цветных фотографий стройных китаянок в шелковых платьях, некоторые из которых были топлесс, главная статья, озаглавленная «Шанхайский бум», выделяла отель Cathay как «одно из самых роскошных общежитий в мире, соперничающее с лучшими на Манхэттене и предлагающее манхэттенские цены». Указывая на то, что акр земли на Бунде, стоивший 68 долларов в 1843 году, в 1935 году оценивался в 1,43 миллиона долларов, газета далее отмечала, что тот, кому хватило дальновидности перевести свои деньги из американских акций в шанхайскую недвижимость, за семь лет удвоил бы свое состояние.
«Один человек в мире действительно сделал это», — заключают авторы Fortune. Им оказался:
Багдадский еврей по расе, хотя формально англичанин по рождению. Сейчас он риелтор № 1 в Шанхае, живет в башне своего отеля Cathay, устраивает дикие, роскошные и удивительные вечеринки, имеет единственного в городе светского секретаря и уезжает в Англию или Индию не более чем на несколько месяцев, которые ему позволяют британские законы о подоходном налоге… Он оставил свой отпечаток на Шанхае в виде возвышающихся громад своих зданий, он нашел убежище для своего богатства, и он велик.
На первой странице отчета была помещена черно-белая фотография сэра Виктора, с костяшками пальцев, сложенными на трости из слоновой кости, в мягкой фетровой шляпе, двубортном костюме и с широчайшей улыбкой.
Все оказалось не так просто, как изображали писаки из «Фортуны», но, как знал сэр Виктор, ничего стоящего не бывает просто. Да и будущее не было столь радужным, как его рисовали. Соленые полосы на его некогда черных с перцем волосах — белые начали появляться пять лет назад, после взрыва на шахте возле «Катея», — свидетельствовали о его беспокойстве.
Впервые он узнал о потенциале Шанхая в 1903 году. Только что окончив Кембридж, он отправился в неспешное путешествие по владениям Сассунов на Дальнем Востоке. В Индии он остановился на вилле своего дяди Джейкоба, где с удовольствием возился с веретенами на хлопчатобумажных фабриках David Sassoon & Sons в Бомбее, находя при этом предлоги для игры в поло с местными кавалеристами. Шанхай пришелся ему по вкусу. Его любимый дядя Дэвид, хотя номинально и был менеджером в компании «Э.Д. Сассун и Ко», сделал своей настоящей профессией извлечение выгоды из удовольствий китайского побережья — непутевый «Нанки», как Виктор называл его с детства, приводил его на песнопения в охотничий клуб Paper, знакомил с монгольскими пони на ипподроме и показывал, где можно найти ножи с нефритовыми ручками и табакерки из слоновой кости, коллекционирование которых превратилось в страсть.
10
Журнал Fortune, первый номер которого вышел через четыре месяца после биржевого краха 1929 года, был любимым проектом Генри Люса, родившегося в Китае в семье американских миссионеров. Цена обложки его «Идеального журнала суперкласса» составляла один доллар — и это в год, когда журнал Time продавался за пятнадцать центов, а средняя недельная зарплата фабричного рабочего в Шанхае была эквивалентна 1,70 доллара.