Мандарин не двигался и, что было еще более тревожным, ничего не говорил.
«Может, он предпочитает мальчиков?» — мелькнуло в голове Цзян.
Она подошла к сановнику и мягко проговорила:
— Выбирайте. Это, как мы и договаривались, цена за то, что вы позволили продолжать аукцион. Если никто в этой комнате не удовлетворяет…
— О, тут есть кое-кто, кто мог бы меня удовлетворить, — приглушенно ответил мандарин. Его голос был удивительно легким, как дым на ветру.
— Я рада, — произнесла Цзян. — Все они весьма опытны и…
— Не сомневаюсь, — перебил ее сановник, — но… — Мандарин перевел взгляд с цветисто одетых женщин на Цзян. — Но я сомневаюсь, что хотя бы одна из них сумеет сравниться в мастерстве со своей хозяйкой. Это мое право. Я вправе выбирать любую шлюху из присутствующих здесь. — В его голосе зазвучала радостная злость. — Так вот, я выбираю тебя. — Он прикоснулся к парчовому платью Цзян. — Ты моя шлюха, — объявил он, и на его губах вновь появилась жестокая улыбка.
Конфуцианец не знал, как поступить. Девушки испытали облегчение и одновременно тревогу за свою «мамочку». Мандарин молча смотрел на Цзян.
— Для меня честь подарить «облака и дождь» такому уважаемому человеку, — покорно склонилась Цзян.
В начале следующей недели Макси ворвался в щелястый деревянный сарай, служивший братьям Хордунам «офисом».
— Ричард! Они здесь!
Ричард оторвался от подсчетов и несколько секунд не мог понять, чем вызван румянец на щеках его рыжеволосого брата. Наконец до него дошло. Он издал крик радости, схватил шляпу и кинулся к докам.
Там, держась за руки, стояли его четырехлетние сыновья-близнецы, одетые в короткие штанишки, чулки до колен, курточки и галстуки. Позади них стояла их малайская ама[37] — в белых перчатках и с сумками в руках. Двое китайцев укладывали чемоданы на багажную тележку.
— Здравствуйте, мальчики, — проговорил Ричард на фарси. — Ну, признавайтесь, кто из вас кто?
Ама стала что-то говорить, но Ричард прижал палец к губам. Затем он повторил вопрос на мандаринском диалекте, и, к его удовольствию, один из мальчиков шагнул вперед и ответил на том же языке:
— Я Майло, сэр, а это мой брат Сайлас.
Ричард буквально светился от радости. Он не видел сыновей уже три года.
— Добро пожаловать, сын, — сказал Ричард, протянув руку Майло.
Мальчик взял руку отца, но затем с криком «Папа!» бросился в его объятия. А вот второй мальчик, Сайлас, юркнул за аму, спрятаться за ее юбками и нипочем не хотел выходить. Майло повернулся и крикнул на английском:
— Выходи, братец! Иди к папе!
Макси громко смеялся. Ричард поставил Майло на землю, продолжая держать его за руку. Затем протянул вторую руку и позвал:
— Иди сюда, сынок. Я твой папа.
Майло подошел к брату, взял его за руку и подвел к Ричарду.
— Отец, это мой дорогой брат Сайлас, — проговорил он на удивительно беглом китайском.
— Я рад, что мы встретились, Сайлас, — сказал Ричард, протягивая мальчику руку.
Его рука долго висела в воздухе. Наконец он положил ее мальчику на плечо. Сайлас зашипел и укусил отца за руку. Ричард издал короткий крик. На них стали оборачиваться.
Ама прикрыла рукой в перчатке рот мальчика, Майло подбежал к брату и встал рядом с ним.
— Не сердись, отец.
— Почему он должен сердиться на маленького кусаку? — выступил вперед Макси. — Захотелось Сайласу тяпнуть папку, он и тяпнул. Хороший мальчик. Я сам кусал вашего отца много раз, и мне это всегда доставляло удовольствие. Честное слово! — Макси протянул мальчику руку. — Я твой дядя Макси, и я горд нашим знакомством.
Сайлас медленно пожал руку дяди.
— Я тоже, сэр.
Официальный тон мальчика заставил всех рассмеяться. На мгновение возникла семейная идиллия: отец и двое его сыновей. Ее разрушило появление Чэня, подбежавшего вместе с одним из людей Ричарда, Паттерсоном, присматривавшим за конюшней.