На что уж, кажется, я по моей профессии доктора должен был бы привыкнуть к всевозможным тяжелым картинам, а главное — к трупам, однако, тут, поверите ли, пробрало и меня.
Тяжелый, отвратительный запах мертвечины, вернее, смрадное зловоние разлагающихся тел ударяло в лицо. Казалось, этот страшный запах залезает всюду: и в рот, и в нос, и в уши, и в глаза.
¾ Бр-р! — с отвращением вырвалось у великого сыщика. — Не особенно приятное помещение. И если принять еще во внимание, что нам придется пробыть здесь несколько часов, а то и весь день.
¾ Как?! — в ужасе воскликнул я. — Здесь? В этом аду? Но для чего? Что мы будем тут делать?
¾ Смотреть... наблюдать, — невозмутимо ответил он. — Видишь ли, несколько раз в моей практике приходилось убеждаться, что какая-то таинственная, непреодолимая сила влечет убийц поглядеть на свои жертвы. Вспомни хотя бы страшного горбуна, Квазимодо церкви Спаса на Сенной.
¾ Но где же мы будем наблюдать? Откуда?
¾ Для этого мы должны спрятаться, доктор, вот и все.
¾ Но куда же здесь спрятаться?
¾ А вот из этих гробов мы устроим великолепное прикрытие, откуда нам будет все видно и слышно.
Я закурил сигару и стал отчаянно ею дымить. Путилин не отнимал от лица платка, надушенного сильными духами. Но разве все это могло заглушить до ужаса резкий трупный запах?
Пока мой друг сооружал нечто вроде высокой баррикады из гробов, я с содроганием глядел на покатые столы мертвецкой.
Какое страшное зрелище, какая душу леденящая картина!
Рядом, близко друг к другу, лежало восемь голых трупов без голов. Все это были сильные, здоровые тела мужчин, но страшно обезображенные предсмертными страданиями-судорогами. Так, у одного трупа были скорчены руки и ноги чуть не в дугу, у другого — пятки были прижаты почти к спине.
Рядом же лежали восемь отрезанных голов.
Эти головы были еще ужаснее трупов! Волосы шевелились на голове...
Точно головы безумного царя Ииуйи, в которые он играл, как в бирюльки.
У большинства глаза были закрыты, но у некоторых открыты, и в них застыло выражение смертельного ужаса и смертельных мук.
Тусклый, хмурый свет из высокого оконца покойницкой падал на эту страшную груду мертвых тел.
¾ Ну, доктор, пора! Пожалуйте сюда! — пригласил меня великий сыщик.
Поверите ли, я был рад спрятаться даже за такое мрачное «прикрытие», лишь бы только не видеть этого зрелища.
По условному знаку в мертвецкую стали по одному впускать посетителей. Кого тут только не было, в этой пестрой, непрерывно тянущейся ленте публики! Это был живой, крайне разнообразный калейдоскоп столичных типов. Начиная от нищенки и кончая расфранченными барыньками, любительницами, очевидно, сильных ощущений; начиная от последних простолюдинов и кончая денди в блестящих цилиндрах.
Они входили и почти все без исключения в ужасе отшатывались назад, особенно в первый момент.
¾ О, Господи! — в страхе шептали-шамкали ветхие старушки, творя молитвы и крестя себя дрожащей рукой.
Были и такие посетители обоего пола, которые с громким криком страха сию же секунду вылетали обратно, даже хорошенько еще ничего не разглядев.
С двумя дамами сделалось дурно: с одной — истерика, с другой — обморок. Их обеих подхватил и вывел сторож.
¾ И чего, дуры, лезут? — недовольно ворчал талантливейший сыщик.
Тут, кстати, не могу не упомянуть об одном водевильном, курьезном эпизоде, столь мало подходящем к этому страшному и мрачному месту.
В мертвецкую вошел какой-то хмурый, понурый мещанин. Он истово перекрестился и только собрался начать лицезрение этой «веселенькой» картины, как вдруг я, наступив на край гробовой крышки, потерял равновесие и грянулся вместе с ней на пол.
Крик ужаса огласил покойницкую.
Мещанин с перекошенным от ужаса лицом вылетел, как пуля, крича не своим голосом:
— Спасите!Спасите! Покойники летят, покойники!
Я быстро, еле удерживаясь от хохота, вскочил и пристроился, как и прежде.
¾ Это черт знает что такое, доктор! — начал мой друг шепотом строго распекать меня, хотя я отлично видел, что губы его трясутся от сдерживаемого смеха. — Ты, батенька, не Бобчинский, который в «Ревизоре» влетает в комнату вместе с дверью. Эдак ты мне все дело можешь испортить...
Продолжать шепот было невозможно, так как в это царство ужаса вошла новая посетительница.
Меня несколько удивило то обстоятельство, что, войдя, она не перекрестилась, как делали это все, а без тени страха и какого-либо смущения решительно подошла к трупам и головам.
Она стояла к нам вполоборота, так что мне был виден профиль ее лица.
Этот профиль был поразительно красив, как красива была и вся ее роскошная фигура с высокой грудью. Среднего роста, одета она была в щегольской драповый полудипломат, в белом шелковом платке на голове.
Она несколько секунд простояла молча, не сводя взора с трупов и голов, потом вдруг быстрым движением схватила одну из голов и приставила к обезглавленному туловищу.
Затем через несколько секунд она так же быстро сдернула мертвую голову и, положив ее на прежнее место, пошла к выходу.
Лишь только успела она перешагнуть порог, как Путилин быстрее молнии выскочил из своей мрачной засады, бросился к двери и закрыл ее на задвижку.
¾ Скорее, доктор, помоги мне расставить гробы на их прежнее место.
Я стал помогать ему.
¾ Ну, а теперь быстро в путь!
Он высоко поднял воротник шубы, так что лицо его не стало видно, и, отдернув задвижку, вышел из покойницкой.
¾ А как же ты врешь, что поодиночке пускают? — напустилась на сторожа вереница посетителей. —Аих вон там трое было.
Путилин быстро шел больничным двором, направляясь к воротам. Я еле поспевал за ним.
Впереди мелькал белый платок.
¾ Чуть-чуть потише, — шепнул мне великий сыщик.
Когда платок скрылся в воротах, мы опять прибавили шагу и вскоре вышли на тротуар 3-го проспекта.
Тут на углу больничного здания, на тротуаре, стояла женщина в белом платке рядом с высоким, дюжим парнем в кожаной куртке и высокой барашковой шапке. Они о чем-то оживленно и тихо говорили.
Когдамы поравнялись с ними, женщина пристально и долго поглядела на нас.
Потом, быстро подозвав ехавшего извозчика, они уселись в сани и скоро скрылись из наших глаз.
¾ Ну, и мы отправимся восвояси! — спокойно проговорил Путилин.
В тот же день, под вечер, он приехал ко мне переодетый и загримированный под самого отпетого золоторотца.
Обрядив и меня в ужасные отребья, он протянул серебряный портсигар.
¾ Эту вещь ты будешь продавать в «Хрустальном дворце», если понадобится.
¾ Где? — удивился я.
¾ Увидишь... — лаконично бросил он.
И вскоре действительно я увидел этот «великолепный» дворец.
В одном из флигелей большого дома в Тарасовом переулке, рядом с «Ершами», внизу в подвальном этаже висела крохотная грязная вывеска — «Закусочная».
Когда мы подошли к обледенелым ступеням, ведущим в это логовище, нам преградил дорогу какой-то негодяй с лицом настоящего каторжника.
¾ А как Богу молитесь? — сиплым голосом прорычал он, подозрительно впиваясь в нас щелками своих узких, заплывших от пьянства глаз.
¾ По Ермилу-ножичку, по Фомушке-Фоме да по отвертке-куме! — быстро ответил бесстрашный сыщик.
¾ А-а... — довольным тоном прорычал негодяй. — Много охулили [3]?
¾ Кисет с табаком да кошель с пятаком.
Путилин быстро спустился в подвал, я за ним. Когда мы вошли во внутрь этого диковинного логовища, я невольно попятился назад: таким отвратительным зловонием ударило в лицо.
Несмотря на то что тут было очень много народа, холод стоял страшный. Ледяные сосульки висели на грязных окнах, снег искрился в углах этого воровского подвала. Только бесконечно меткий и злой юмор воров и мошенников мог придумать для этой страшной дыры такое название — «Хрустальный дворец»!