Когда мы впервые с ним встречаемся в “Этюде в багровых тонах”, он заявляет о своем презрении к Солнечной системе — стоит ли после этого удивляться его безразличию к тонкостям английского законодательства? Так, мы узнаем, что Джефферсон Хоуп “предстал перед магистратом в течение недели”[5]. В “Человеке с рассеченной губой” полиция на Боу-стрит “замяла дело” — надо думать, оно вообще не дошло до магистрата. А заключительная сцена “Знака четырех” и вовсе напоминает рождественскую сказку Диккенса. Джонатан Смолл сидит с нашими двумя друзьями и охраняющим его офицером в хорошо знакомой нам квартире на Бейкер-стрит, и, устроившись в уютном кресле, держа в руке стакан спиртного, он не без приятности целый час живописует историю своих преступлений. Более того, в конце концов доктору Ватсону дозволяется унести с собой вещественное доказательство — ларец с драгоценностями, в котором якобы лежат великие сокровища. Он везет его в кебе в дом своей невесты и в ее присутствии взламывает ларец кочергой!
Покрытие уголовных преступлений
Но подвиги нашего героя по части покрытия уголовных преступлений затмевают даже эти чудеса. Иные из нас, полицейских, порою тоже покрывают виновных, но не без опаски и в маловажных случаях. Холмс же демонстрирует откровенное презрение к закону, покрывая уголовные преступления исключительной тяжести. — вспомним “Голубой карбункул” или “Берилловую диадему”. А в “Тайне Боскомской долины” он долго не выдает убийцу, хотя обвинение предъявлено невиновному.
Сделать еще один шаг в этом направлении — указать читателю на некоторые неточности в описании законов и деятельности полиции — было бы невежливо по отношению к выдающемуся писателю, которому мы обязаны этими чудесными историями. Ведь цель его, как говорилось выше, не в том, чтобы в назидание полицейским провести расследование запутанного преступления (лучшие рассказы Конан Дойла порой и вовсе не имеют отношения к преступлению), но чтобы развить у нас привычку думать, причем думать, как сам он выразился, “аналитически” — то есть “думать в другой последовательности”. Все классы общества могут извлечь пользу из этого урока, и более всего необходим он тем, кто полагает, будто менее всего в нем нуждается, иначе говоря, людям науки: ученым и преподавателям.