Итак, 6 сентября государь послал к гетману с объявлением, что он принял его в подданство, а 1 октября созван собор для рассуждения о том, принять ли гетмана в подданство! Положим, что Алексей Михайлович был уверен в согласии собора, ибо об этом было рассуждаемо прежде; но в таком случае для чего созывать вторично собор и предлагать снова дело на обсуждение? Если же хотели большего, окончательного удостоверения, то зачем было созывать собор после решения дела? При Михаиле Феодоровиче, при каждой новой войне, требовавшей особых издержек, сбора десятой деньги, созывался земский собор; при царе же Алексее Михайловиче, перед началом войны с турками, сбор десятой деньги решили духовенство, бояре, окольничие и думные люди.
Таким образом, земский собор, бывший следствием известных причин, действовавших в XVII веке, вымирает с уничтожением этих причин; вымирает в древней же России, прекращается в царствование Алексея Михайловича, и неправильно автор приведенного мнения распущение последнего собора соединяет с именем малолетнего Петра. «Царь Феодор Алексеевич, — говорит он, — в свое короткое царствование созывал два собора: один — для уничтожения местничества; на этом соборе были только служилые люди, ибо вопрос о местничестве до Земли не касался: Земля не служила и не местничалась. Другой — был земский собор, предмет которого был весьма важен. Он был созван для уравнения всяких служб и податей».
Первый собор насчет местничества не был земским собором, следовательно, о нем и говорить не следовало в статье «О земских соборах»; наука требует точности; таких соборов, как собор о местничестве, созывалось много и прежде, и в XVI веке. Что же касается до созвания выборных для уравнения служб и податей, то и это — не земский собор, таким он нигде и не назывался. Если же угодно подобные созывания выборных из областей называть земскими соборами, то упомянутое созвание 1682 года вовсе не будет в таком случае последним земским собором, и не нужно распущение последнего земского собора мистически соединять с именем Петра, ибо обычай этот существовал и в XVIII веке точно так же, как в XVII; здесь нет, следовательно, грани между древнею и новою Россиею. Так, в царствование Петра II, в 1728 году, для сочинения Уложения ведено было выслать к Москве из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии, кроме Лифляндии, Эстляндии и Сибири, по пяти человек за выбором от шляхетства. При Анне Иоанновне поведено определить к составлению Уложения добрых и знающих в делах людей, по рассмотрению Сената, выбрав из шляхетства и духовных и купечества, из которых духовным и купецким быть в то время, когда касающиеся к ним пункты слушаны будут. При императрице Елисавете в 1761 году также по поводу сочинения Уложения правительство объявило: «Как оное сочинение Уложения, для управления всего государства гражданских дел весьма нужно, следственно, всего общества и труд в советах быть к тому потребен, и потому всякого сына отечества долг есть советом и делом в том помогать. Того ради Пр. Сенат приказали: к слушанию того Уложения из городов из всякой провинции, кроме новозавоеванных, тако же Сибирской, Астраханской и Киевской губерний, штаб- или обер-офицеров, происшедших из дворян, и знатного дворянства, не выключая из того и вечно отставных от всех дел, токмо к тому делу достойных, по два человека из каждой провинции, за выбором всех тех городов шляхетства; ежели же они кого из обретающих в С.-Петербурге, у статских дел, к означенному делу выбрать пожелают, то в том дается им на волю; по тому ж и купцов за таким же от купечества выбором по одному человеку. Губернаторам, воеводам, также и магистрату в те их выборы ни во что не вступать». Потом ведено выслать к слушанию Уложения из дворян и купечества тобольского, иркутского, киевского, нежинского и оренбургского. Нам не нужно говорить об известной Комиссии для Уложения при Екатерине II.
Переходя к новой России, к объяснению отношения ее к Руси древней, последователи исторического направления тесно связывают обе половины русской истории — допетровскую и послепетровскую; в явлениях последней видят результаты явлений первой. Последователи противного направления отрицают эту связь, отрицают законность происхождения явлений новой России из явлений древней, видят в первых уклонение от естественного, правильного хода, замечаемого ими во вторых. «Время, — говорят они, — есть мыслимое, внешнее выражение и ограничение развития, есть форма, которая беспрестанно готова распасться в ничто без внутреннего содержания, без того, что совершается во времени. Этой формы и содержания невозможно разнять человеку в труде земного развития; но еще опаснее смешать и слить их, ибо тогда ускользнет вечное и существенное. То, что после, окажется тогда непременно выше, несмотря на то, что по отношению к прежнему существенному развитию оно может быть ниже. И вот пример. Мы знаем форму просвещения, господствующую у нас в оболочке времени последних полутораста лет; но и прежде того мы видим на Руси существеннейшее стремление к просвещению, шаг за шагом выражавшее себя яснее и яснее: выводят отсюда, что просвещение новой Руси есть искомая задача древней, есть удовлетворение и ответ на ее стремления. Но, может статься, те былые стремления разногласят в сущности с новою формой? Может статься, доныне хранятся в глубине народа от древности иные задатки, иные требования, как слабая искра, пеплом закрытая и для поверхностного взгляда темная, в сравнении со светом поверхностного просвещения? Видите ли, что основа заблудившегося вывода лежит в смешении формы и содержания?» [11]