Ромашин ради любопытства поинтересовался, чем занимаются большие вычислительные комплексы УАСС типа «Стратег», и получил ответ: расчетами «транзитивных отношений физики невозможных состояний», а также «спекуляциями трех— и более мерных времен» и «вычислениями параметров инсайт-взаимодействий супербольших разумных систем».
Понять хотя бы приблизительно, о чем идет речь в первых двух случаях, комиссар не смог, несмотря на всю свою научно-техническую подготовку. Третья тема расчетов была ближе. Златков решал проблему «хронохирургов», вычислял условия их существования.
Собрались все трое в девятом часу вечера на веранде ромашинского коттеджа, смотрящей на березовую рощу. Солнце уже скрылось за деревьями, по роще пролегли вечерние тени. Было удивительно тихо, если не считать редких птичьих трелей, и у гостей постепенно сложилось элегическое настроение, поддержанное хозяином, предложившим попробовать коктейль «Славянский», который составил он сам. Жена комиссара, высокая стройная красивая блондинка по имени Дениз, посидела с гостями несколько минут для приличия и ушла, сославшись на занятость.
Ромашин, заметив странный — длинный взгляд Павла, сузил глаза:
— Что, не видели раньше мою жену, Павел?
— В моем мире у вас нет жены, — помолчав, ответил Жданов. — Она погибла на Камчатке во время захвата «черного человека», то есть вашего друга Шаламова.
Ромашин внутренне вздрогнул, оставаясь с виду спокойным и расслабленным. В его мире у него не было друга по фамилии Шаламов, хотя людей с такой фамилией он знал.
— Все-таки наши миры отличаются в деталях, — констатировал он философски бесстрастно. — И это понятно. Слишком сложен процесс, называемый жизнью, и слишком зависим от вероятностных законов. Но не будем о грустном. Павел, вы хотели поговорить с нами о чем-то важном. Мы слушаем вас.
— Вкусно. — Жданов поднял прозрачный бокал с янтарным напитком. — Научите меня делать такой божественный нектар? — Повернул голову к Златкову. — Атанас, я хотел бы задать вам несколько вопросов в присутствии комиссара. Не возражаете?
— Задавайте, — буркнул ученый, с рассеянным видом созерцавший пейзаж.
— Чем вы объясняете противоречие: вакуум данной Ветви не имеет стрелы времени, но время здесь тем не менее имеет направление и необратимо?
— Направление необратимых физических процессов определяют вероятностные законы статистики при случайных взаимодействиях. Этим законам подвластен и вакуум, но зафиксировать низкоэнергетические взаимодействия неизмеримо труднее. Мы их просто не замечаем. Кроме флуктуаций. — Златков почесал горбинку носа. — В принципе, конечно, каждый атом — флуктуация, но это уже вопрос философии.
— Вы хотите сказать, что ваша Метавселенная изначально родилась со вложенными в нее вероятностными законами? С законом роста энтропии?
Златков вдруг словно проснулся, зачарованно глянул на потягивающего коктейль Жданова.
— Браво, гриф! Неужто сами дошли, или подсказал кто? Те, Кто Следит, например?
— Я уже понял, что Те, Кто Следит — ваши подсказчики. Мои же друзья — Хранители Равновесия, ну, или, по-вашему, «хронохирурги». Но «дошел» я сам.
— О чем речь? — любезно осведомился Ромашин. — Что-то к вечеру я туго соображаю.
— Возможны миры, где вероятностные законы не работают, — развеселился Жданов. — И этими мирами являются как раз Ветви, или, если хотите, Корни Древа Времен, принадлежащие «хирургам». Сверхсистеме типа «грибница», задумавшей изменить кое-какие законы существования Древа.
— Но ведь мы уже пришли к выводу, что «хирурги» для нас — разумная система типа «стая».
— Просто в разных Ветвях они принимают разный облик, причем именно в соответствии с законами вероятности, вложенными в Ветви.
— Тогда я не понимаю смысла их Игры с Теми, Кто Следит. Что это за Игра, в результате которой может измениться все Древо и сами Игроки в придачу?
— А Игры никакой и нет, — меланхолически заверил всех успокоившийся Златков. Ромашинский коктейль понравился ему, и он налил себе еще бокал.
Едва не поперхнувшийся Ромашин сделал большой глоток коктейля, осторожно поставил бокал на столик, вытер губы.
— Вы шутите, Атанас?! Ведь вы первый сделали предположение об Игре такого уровня…
— Теперь я думаю несколько иначе.
Жданов с интересом, Ромашин с недоверием посмотрели на Златкова. Ученый слабо улыбнулся, пребывая в благодушном настроении.
— Я неправильно выразился, коллеги. Все мы участвуем в Игре, подразумевая управляющее начало — Игроков. Для нас это нормально. Однако после долгих размышлений и расчетов я пришел к выводу, что мы участвуем в Игре совсем другого плана. — Атанас допил коктейль, пососал дольку лимона — собеседники терпеливо ждали продолжения, — подумал и налил себе третий бокал напитка. — Знаете, Игнат, ваш коктейль действительно чудесен. Я тоже возьму рецепт, если не возражаете.
Комиссар сделал иронический поклон.
— Давно не чувствовал себя так покойно и комфортно, — продолжал Златков, словно не замечая красноречивых взглядов. — Но к теме. Я пришел к выводу, что Игра, в которую мы вовлечены якобы помимо нашей воли, это саморегулирующийся, многомерный, многоплановый, принципиально транзитивный[15], а может быть, и разумный процесс.
На веранде установилась прозрачная тишина. Птицы и те смолкли на какое-то время. Лишь коротко прошелестели листья берез от налетевшего слабого ветерка.
Долго-долго смотрели на ученого двое мужчин, отвечающих за безопасность человеческих коллективов, потом Ромашин тихо проговорил:
— Означает ли это, что Игроки тоже управляемы?
— Вы, как всегда, точны в формулировках, комиссар, — рассеянно согласился Златков. — Я даже скажу больше… Впрочем, чувствую, вы еще что-то хотели сказать?
— Игра как разумный процесс, в результате которого непрерывно изменяется матрица Мироздания, или, иначе, Древо Времен, есть Бог!
Златков поморщился.
— Обычно Бога вспоминают, когда хотят перевести проблему в разряд запредельно сложных. Можно говорить и о Боге, если хотите, как о Творце Игр бесконечной сложности, разбитых на уровни и подуровни. На каком-то подуровне к Игре подключаемся и мы, биологические существа с конечным сознанием. Так вот Творец Игр — сам вне Игры. Вне Древа Времен, которое и есть Его Игра, так сказать, Лила.
— Что такое Лила? — поинтересовался Жданов.
— Индоарийский термин, означающий деяния Бога, производимые им по собственной воле, легко, играючи. Соответствует в принципе тамильскому Тирувилеиядалю — священной игре.
— Я понял! — негромко, с дрожью в голосе, произнес Ромашин, совершенно не стыдясь своих чувств. — Но ведь если мы осознали уровень своего участия, не означает ли это, что мы можем из Игры… выйти?!
— Наверное, можем, — кивнул Златков.
— Каким образом? — теперь уже не удержался от удивленного восклицания Павел Жданов. — Как предлагал комиссар — собрать всех Ждановых и других исполнителей в кучу и объяснить им смысл происходящего?
Златков покачал головой.
— Вряд ли это возможно — собрать всех. Но и какого-то количества исполнителей будет достаточно. Нужен очень простой и легко реализуемый шаг… в принципе я знаю, какой. Но еще не просчитал последствий. Могу только намекнуть: необходимо использовать два агрегата — наш Ствол и Контрствол, только совсем по-иному, для других целей.
Во взглядах сотрудников службы безопасности, обращенных на ученого, легко читались сомнение, надежда, недоверие и жажда все выяснить до конца, поэтому Златков добавил с насмешливой кротостью:
— Надеюсь, вы не станете пытать вашего покорного слугу, дабы выбить из него показания?
Жданов рассмеялся, улыбнулся и Ромашин.
— Атанас, мы не «хирурги»… — Он виновато взглянул на Павла, но тот не обиделся, хотя Игнат имел в виду его хозяев. — К тому же вы доказали, что обладаете колоссальной силой воли, коль смогли отстроиться от программы. Нет, мы подождем, пока вы сделаете все необходимые расчеты. Однако вы, говоря обо мне, о точности моих формулировок, обмолвились: «Я даже скажу больше…» Что вы хотели сказать?
15