Величайшая заслуга коммунистов и их вождя Ленина перед человечеством заключается в том, что всей своей деятельностью они не только способствовали и способствуют пробуждению масс, но и все свои силы, всю энергию отдают их просвещению и организации. Помогают осознать свои действительные интересы. Поднимают до уровня сознательных борцов за интересы всего народа, всего человечества. То есть превращают их из «страдающего» объекта в субъект истории, в силу, способную сознательно влиять на ее ход. И чем успешнее идет этот процесс, тем шире и глубже распространяются повсюду ленинские идеи. Именно эти глубочайшие социальные сдвиги, проходящие во всем мире, сделали и делают имя Ленина, ленинизм достоянием миллионов.
Диапазон личности
В 1902 году, работая в редакции «Искры» в Лондоне, Ленин частенько заходил в коммуну, которую устроили русские эмигранты-социалисты. Впоследствии, рассказывая о ней С.И. Гусеву, Владимир Ильич говорил:
«Нельзя жить в доме, где все окна и двери никогда не запираются, постоянно открыты на улицу и всякий проходящий считает нужным посмотреть, что вы делаете. Я бы с ума сошел, если бы пришлось жить в коммуне, вроде той, что в 1902 году Мартов, Засулич и Алексеев организовали в Лондоне. Это больше чем дом с открытыми окнами, это проходной двор. Чернышевский правильно заметил: у каждого есть уголок жизни, куда никто никогда не должен залезать и каждый должен иметь „особую комнату“ только для себя одного…»[33].
Вероятно, поэтому Владимир Ильич не так уж часто рассказывал о своих сугубо личных делах и переживаниях. «Он, как никто, – заметил Горький, – умел молчать о тайных бурях в своей душе». А если иногда в брошенной мимоходом реплике или в постскриптуме к письму вырывалось что-либо, то обычно лишь в самой шутливой, иронической форме…
Скольких революционеров сломала царская тюрьма с ее мрачными одиночками и карцерами, жестокими надзирателями, раз навсегда заведенным тупым распорядком жизни… Ломала не скудностью казенного пайка, не жесткостью арестантской койки. Ломала одиночеством и кажущейся безысходностью. Тюрьма становилась экзаменом для революционного романтизма, нередко разбивавшегося об эти сырые и холодные стены.
Первое знакомство Владимира Ильича с тюрьмой было недолгим. Второе, в 1895 – 1897 годах, продолжалось 14 месяцев. Об этих месяцах Ленин чаще всего вспоминал с юмором. Во время свидания он говорил сестре: «Я в лучшем положении, чем другие граждане Российской империи, – меня взять не могут».
В 1898 году, когда в тюрьму попадает его младший брат Дмитрий, Владимир Ильич пишет матери:
«Во-1-х, соблюдает ли он диету в тюрьме? Поди, нет. А там, помоему, это необходимо. А во-2-х, занимается ли гимнастикой? Тоже, вероятно, нет. Тоже необходимо. Я по крайней мере по своему опыту скажу, что с большим удовольствием и пользой занимался каждый день на сон грядущий гимнастикой. Разомнешься, бывало, так, что согреешься даже в самые сильные холода, когда камера выстыла вся, и спишь после того куда лучше. Могу порекомендовать ему и довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) – 50 земных поклонов. Я себе как раз такой урок назначал – и не смущался тем, что надзиратель, подсматривая в окошечко, диву дается, откуда это вдруг такая набожность в человеке, который ни разу не пожелал побывать в предварилкинской церкви!» [Л: 55, 72].
Октябрь 1916 года. Ленин в Цюрихе. Отсюда он руководит деятельностью большевиков в России, пишет статьи в партийную прессу и каждый день, утром и вечером, сидит в библиотеке над рукописью «Марксизм о государстве» (потом по этим материалам он напишет книгу «Государство и революция»). А в Европе полыхает война. И одно из последствий ее – инфляция и дороговизна. В самом Цюрихе платной работы не найти… И вот в конце большого письма, целиком посвященного партийным делам, появляется фраза:
«О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!!» [Л: 49, 302].
Ироническим «поколевать» Владимир Ильич пытается прикрыть драматизм реальной жизненной ситуации…
Июль 1917 года. Агенты Временного правительства планомерно и методично ищут Ленина. Угроза кровавой расправы идет за ним по пятам. И Владимир Ильич пишет:
«Entre nous[34]: если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку: „Марксизм о государстве“ (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетенная… Условие: все сие абсолютно entre nous!» [Л: 49, 444].