В одну из прогулок Дробыш подошел к «Маннергейму», снял свою фетровую шляпу и что-то говорил ему. Гестаповец улыбался, показывая красивые зубы, и смотрел на Дробыша своими совиными глазами, сочувственно кивая головой. Потом они разошлись, и Дробыш продолжал гулять.
— О чем это вы с ним, Георгий Георгиевич? — спросил Микешин, догоняя капитана.
Дробыш неприязненно посмотрел на Игоря и нехотя ответил:
— Я себя очень плохо чувствую. Просил, чтобы мне давали добавочную миску.
— И что, будут давать?
— Обещал.
— Вам повезло. Правда, к нему никто не обращался.
— Почему?
— Гестаповец…
— А… не все ли равно! — с сердцем сказал Дробыш и быстро зашагал от Игоря…
Теперь «Маннергейм», приходя на плац, искал глазами капитана и, найдя, подзывал к себе. Они мирно беседовали по-английски. Иногда во время таких бесед Дробыш улыбался. Это раздражало моряков.
Как-то Горностаев иронически заметил Дробышу:
— О чем ты с этим мерзавцем разговариваешь? Мировые проблемы решаете или что-нибудь поинтереснее?..
Дробыш спокойно ответил:
— О разных вещах. Вот просил лекарства мне достать. Да он не такой плохой, между прочим. Всегда спрашивает, в чем мы нуждаемся. Обещал газеты присылать, книги. Может быть, радио поставят…
Горностаев круто повернулся и пошел в сторону.
Моряки относились к Дробышу недружелюбно. С большинством капитан не считал нужным разговаривать и держался надменно. Все ненавидели Дробыша, когда он нес свою «дополнительную миску», которую получал теперь по распоряжению «Маннергейма». Моряки считали, что получает он ее несправедливо: есть более истощенные. Повара старались налить ему как можно меньше, Дробыш ругался, требовал и раз даже позвал на помощь Вюртцеля. После этого на кухне его возненавидели еще сильнее…
По заключению доктора Бойко, самым истощенным в лагере был пожилой кочегар Нестеров. В ответ на все просьбы и ходатайства Горностаева начальство разводило руками: «Дали бы добавку, да не из чего».
Однажды Курсак спрятался в темной нише на лестнице и, когда Дробыш проходил мимо со своей миской, выступил вперед:
— Отдайте суп Нестерову. Он совсем ослаб, — проговорил Курсак, смотря на Дробыша ненавидящими глазами. — Лучше отдайте, а не то…
Капитан резко отвел руку Курсака:
— Может быть, я должен отдавать в лазарет весь свой рацион, а сам умереть с голоду?
— Отдай суп! — задыхаясь, прохрипел Курсак и дернул за миску.
Почти весь суп выплеснулся. Дробыш растерянно оглянулся, ища поддержки.
По лестнице поднимался Гайнц. Он уже заметил на площадке неопрятную брюквенную лужу.
— Что тут происходит? Untermensch![33]
Гайнц всех моряков, независимо от возраста и ранга, звал «унтерменшами».
Курсак молчал. Молчал и Дробыш.
— Ну? — повысил голос унтер.
Дробыш хмуро кивнул на Курсака:
— Он хотел взять мой суп, господин Гайнц.
Гайнц расставил ноги, заложил руку за борт френча и уставился на Курсака. Это была его любимая поза. Несколько секунд Гайнц набирал сил, потом обрушился на Ивана Федоровича со страшными ругательствами:
— Немецкий солдат воюет, а он хочет обжираться, сакраменто! Получи вместо супа! — И Гайнц хотел ударить механика в лицо, но тому удалось увернуться.
Гайнц рассвирепел:
— Стоять смирно!.. На десять дней чистить уборные и возить бочку! — заключил он.
Это считалось страшным наказанием: в лагере не было бани. Гайнцу все равно, кто виноват: Курсак или Дробыш. Просто возникла причина поиздеваться над одним из «унтерменшей». Завтра Гайнц посмотрит, как этот будет зажимать нос. Курсак ему еще не попадался, а Дробыш попадется в следующий раз.
Этот случай стал известен всему лагерю. Отношение к Дробышу еще ухудшилось, но он ни на что не обращал внимания: Георгий Георгиевич не хотел умирать. Какой толк в том, что он подохнем здесь, в лагере? После войны он будет нужен как опытный капитан. Вот тогда он действительно принесет пользу. Надо выжить, а там будет видно.
Рассуждения товарищей он прекрасно понимает: каждый хотел бы получать добавочную порцию, да не может. «Маннергейм» относился к нему, Дробышу, хорошо, потому что он корректен, вежлив, говорит по-английски. Видит, что он культурный человек. Вот и все.
Как-то «Маннергейм» принес Дробышу несколько книг на русском языке. Все они были выпущены берлинским белоэмигрантским издательством. Капитан читал их один. Он не предлагал книг товарищам, и никто их у него не просил. Чумаков по-дружески посоветовал Дробышу: