Когда Роджер оказался на палубе шхуны, которой заправлял Олонэ, ему была уготована грустная участь. Таких неумех, чудом уцелевших после удачного абордажа, либо скармливали акулам при нехватке пресной воды, либо продавали в рабство, если за них нельзя было получить выкуп. Те же, кого по странной прихоти судьбы отчего-то миновала эта участь, опускались на самую низкую ступень пиратской Либерталии[8]. Они становились шкертами[9], или «придурками».
Когда ударом в зубы Роджера загнали на бак, где в полутьме и сырости ютилась команда, он еще не успел осознать, что его игре в благородного мстителя сейчас будет положен конец. Сплевывая кровь из разбитого рта, он затравленно прижимался спиной к ребрам выступающих из стены полусгнивших коек и с тоскливым ужасом оглядывал троих крепких мужчин. От их давно не мытых тел разило мочой и потом, их щербатые рты щерились в звериных оскалах. Вдруг один из них, которого Роджер про себя успел окрестить обезьяной, сделал шаг к нему и улыбнулся, обдав юношу невыносимой вонью гниющих зубов. В ту же секунду что-то пронзительно пискнуло, и краем глаза Роджер заметил крысу, на которую наступил пират. Крыса, извернувшись, вцепилась ему в голую ногу, а Роджер со всей силы ударил обезьяну в глаза двумя растопыренными пальцами, как били в грязных тавернах Лондона, где он заливал свою боль дешевым джином.
В ту же секунду чей-то кулак вмялся ему под дых, но, прежде чем скрутиться в приступе кашля и рвоты, он успел ударить ногой в пах второму, тому, что стоял прямо за обезьяной. Потом его били до тех пор, пока серебряная дудочка боцмана не вызвала эту смену тянуть канаты и убирать паруса.
Как ни странно, зубы его уцелели, и, валяясь в тухлой водице на дне трюма, он кончиками пальцев ощупывал сломанные ребра и дышал одним горлом, думая о том, что ему уже никогда не выпрямиться. Гнилое дерево в пять пальцев толщиной отделяло его от соленой смерти, по ногам его бегали крысы, норовя доползти до лица. Однажды кто-то потряс его за плечо, и хриплый голос спросил:
— Эй, парень, ты знаешь, чем компас отличается от склянок?
— Я даже знаю, в чем разница между секстантом и астролябией, — еле шевеля разбитыми губами, весело, как казалось ему, ответил он.
На самом деле штурман услышал лишь сиплый шепот, но он и так узнал все, что ему было нужно.
— Тогда вставай, лодырь. Пора приниматься за дело.
Шхуна Олонэ шла к берегам Новой Гвианы[10].
Кроуфорд с трудом разлепил уставшие глаза.
— …Да, я бы сожрал сейчас даже крысу, — говорил Амбулен. — Поэтому в первую очередь займусь поисками жилья. Такая толпа, да еще и с обозом, никуда от нас не денется. А планы здесь моментально становятся достоянием публики. Я уверен, утром даже дети будут рассказывать, куда держат путь солдаты и какие именно сокровища поджидают их в горах Северного хребта…
Амбулен произнес название гор между прочим, но Кроуфорд с улыбкой посмотрел на врача.
— Не старайтесь, Амбулен! — сказал он. — Я не дам вам подсказки, пока мы все не окажемся на месте.
— А я вовсе не нуждаюсь ни в каких подсказках! — возразил француз. — Я сказал просто так. Все равно горы здесь велики, и никакая подсказка не поможет найти иголку в стоге сена.
— Это верно, — согласился Кроуфорд. — Поэтому и не будем отвлекаться. Мы направляемся в Гро-Шуан. Сначала вы, Амбулен, а потом и мы. А пока мы будем ждать вас вон там, в той пальмовой рощице, на восточном краю села. Признаться, я тоже перекусил бы горяченьким, хотя скажу вам, братцы, крысы вовсе не так вкусны, как кажется. Берите пример с нашего штурмана. Джон Ивлин являет нам пример истинного британца, нечувствительного к боли и усталости.
— Нет, господа, истинные британцы, так же, как и все, нуждаются в отдыхе, — заявил капитан Ивлин, оправляя кафтан. — Готов согласиться даже с отсутствием ужина, но нам всем крайне необходимо просушить одежду и получить хотя бы пять часов здорового крепкого сна.
— Браво! Великолепно сказано! — засмеялся Кроуфорд. — Да здравствует синергия и единомыслие! Думаю, фортуна сжалится над нами, ведь она любит настоящих джентльменов.
Пираты засмеялись в предвкушении еды и выпивки и с уважением посмотрели на своего Веселого Дика.
Тьма быстро накатывалась на равнину с гор. С ветвей посыпались тяжелые капли росы, печально закричала какая-то птица, ей ответил дружный рев обезьян. В полутьме очертания сделались расплывчатыми, уставшие люди то и дело сдерживали нервную зевоту и зябко поводили плечами. Харон, измазавшийся в жирной земле, похрюкивая, рылся в корнях кустов, охотясь за каким-то мелким зверьком. Расположившись прямо на земле, англичане ждали возвращения Амбулена. Но стройная фигура молодого француза возникла в сгущающихся сумерках неожиданно даже для Кроуфорда.
8
Либерталия — так называли пиратскую вольницу на Карибских островах, жившую по своим законам — пиратскому кодексу — и презиравшую любую официальную власть.
9
Шкерт — тонкий и короткий отрезок, конец троса. Так на торговых и пиратских судах называли «прислугу за все» — неквалифицированных членов экипажа, которые зачастую в мужском обществе выполняли роль и уборщика, и посудомойки, и наложника. Сродни «опущенному» в современной тюремной иерархии.