Не менее загадочной представляется судьба кочей, унесенных бурей еще до выхода Алексеева и Дежнева в Берингов пролив. Основываясь главным образом на преданиях коренных обитателей северо-востока Азии, повествующих о живших в районе Аляски бородатых и «подобных русским» людях, некоторые исследователи склонны предполагать, что часть участников экспедиции Алексеева — Дежнева попали на Американский материк [43, № 7; 23, с. 27–48; 153, с. 59–62].
В истории полярного мореходства XVII в. немало подобных загадок. «Морская струя» колонизационного потока оставила, пожалуй, наименее четкий след в архивных документах, открывая простор самым различным толкованиям и предположениям.
Рис. 2. Коч. Реконструкция М. И. Белова
Ряд догадок, в частности, высказывался по поводу уже упоминавшихся находок у северного побережья Таймыра. Даже время гибели русских мореходов в заливе Симса и на острове Фаддея не определяется однозначно [ср.: 22, с. 107–117; 77 с. 143]. Относительно целей погибшей экспедиции также соответственно имеются различные суждения, порой и весьма интересные. Например, С. Н. Марков, изучив содержание бесед русского посланника в Китае И. Петлина в 1618 г. с «подьячими» богдыхана, высказал предположение, что погибшее около 1617 г. у берегов Таймыра русское судно пыталось, подобно кораблям западноевропейских мореплавателей, найти дорогу в Китай [85, с. 313–318], Другие не считают эту экспедицию уникальной. Так, В. Ю. Визе и Д. М. Лебедев, основываясь на сочинении известного голландского географа Витсена, полагают, что русские в XVII в. вообще многократно плавали вокруг Таймыра, добираясь таким путем до Лены [31, с. 110; 76, с. 72–73].
Не менее любопытны мнения относительно возможности плаваний русских Беринговым проливом еще до экспедиции Алексеева — Дежнева, а также после нее. Однако к настоящему времени и эти точки зрения так и не вышли за рамки догадок и предположений, поскольку основываются главным образом на непроверенных слухах, смутных и поздно записанных преданиях [123, с. 166; 50, с. 102, 104; 85, с. 288–377; 138, с. 54–56]. Что-то здесь, возможно, явилось отзвуком реальных событий, что-то — позднейшими наслоениями и искажениями, и разобраться в этом — одна из задач современных исследователей.
Как бы то ни было, выход из Ледовитого океана в Тихий явился высшим достижением русских полярных мореходов; он имел важные последствия и для дальнейшего освоения Сибири русскими. Продвигавшиеся «встречь солнца» промышленные люди, достигнув естественных пределов Евразийского материка на северо-востоке, повернули к югу, что позволило в кратчайшие сроки освоить богатые соболем земли на Охотском побережье, а затем перейти на Камчатку. В этом движении вновь сыграли важную роль сибирские мореходы; они прошли от устья Пенжины до Охоты, где еще в 1647–1649 гг. направленным из Якутска отрядом Семена Шелковинка после ожесточенных столкновений с тунгусами был основан острог (будущий Охотск), ставший в дальнейшем главным опорным пунктом русских на Тихоокеанском побережье. Там в 50-х годах XVII в. встретились два миграционных потока — сухопутный южный и северный морской [123, с. 95; 18, т. 3., ч. 1, с. 153–154].
Последний, впрочем, стал вскоре ослабевать. По мере истребления соболя в северных районах активность мореходства неуклонно снижалась; особенно редкими стали плавания в арктических водах с 80-х годов XVII в.[5] Южные пути получали все большую значимость в освоении Сибири, привлекая основной поток переселенцев.
Освоение южных путей было прежде всего связано с закреплением русских в Прибайкалье с последующим выходом в Забайкалье и Приамурье (Даурию). Начало присоединению этих земель было положено постройкой Берхоленского острога (1641 г.) и первым походом русских на Байкал, осуществленным в 1643 г. отрядом якутского пятидесятника Курбата Иванова. Тогда значительная часть прибайкальских бурят добровольно согласились принять русское подданство, однако в 1644–1647 гг. отношения с ними резко обострились главным образом из-за самоуправства присланного из Енисейска атамана Василия Колесникова. Его экспедиция, однако, имела и положительные результаты: она достигла северных берегов Байкала, где в 1647 г. был построен Верхнеангарский острог.
В том же году отряд Ивана Похабова совершил переход по льду на южный берег Байкала; в 1648 г. Иван Галкин обогнул Байкал с севера и основал Баргузинский острог; в 1649 г. казаки из отряда Галкина добрались до Шилки. В середине XVII в. в Забайкалье действовало уже несколько отрядов служилых и промышленных людей. Один из них, возглавлявшийся основателем Якутска Петром Бекетовым, в 1653 г. предпринял поход на юг вверх по Селенге, а затем повернул в восточном направлении (по р. Хилок), где основал Иргенский острог (у оз. Иргень) и Шилкинский (в районе будущего Нерчинска).
Вхождение прилегающих к Байкалу земель в состав Русского государства произошло в сравнительно короткий срок и вскоре было закреплено сооружением еще ряда опорных пунктов — Балаганского, Иркутского, Телембинского, Удинского, Селенгииского, Нерчинского и других острогов. Быстроте присоединения этого края к России содействовало стремление значительной части его коренных обитателей опереться на русских в борьбе с набегами монгольских феодалов. Сооруженная в районе Байкала цепь крепостей длительное время и обеспечивала защиту русского и коренного населения от вражеских вторжений [18, т. 3, ч. 1, с. 154–155; 58, т. 2, с. 51–58; И, с. 7–9].
Одновременно с утверждением русских в Забайкалье сложные и драматические события разыгрались на Амуре. Первые достоверные и подробные сведения об этой реке были получены в результате похода якутских служилых и небольшого числа «охочих людей» во главе с Василием Поярковым в 1643–1646 гг. Хорошо снаряженный и крупный по сибирским представлениям отряд (132 человека) поднялся по Алдану, Учуру и порожистому Гонаму до волока на Зею (через Становой хребет), по Зее вышел в Амур, по нему спустился к морю, прошел вдоль его побережья до устья Ульи, откуда разведанным еще И. Москвитиным путем вернулся в Якутск, потеряв почти две трети своего состава (в основном от голода и болезней). В результате этого похода русские власти узнали не только о богатствах «Даурской земли», но и о Политической обстановке на Амуре. По его верхнему и среднему течению часть местного населения платила дань маньчжурам, часть, не желая подчиниться, воевала с ними, народы нижнего Амура до русских ясака никому не давали [92, с. 180–182].
Слухи об открытых экспедицией Пояркова богатых землях распространились по всей Восточной Сибири и всколыхнули сотни людей. На Амур были проложены новые, более удобные пути. По одному из них в 1649 г. отправился отряд во главе с Ерофеем Хабаровым. Получив поддержку якутского воеводы Дмитрия Францбекова, Хабаров снарядил на собственные средства около 70 человек, поднялся с ними по Олекме до Тунгирского волока и через р. Урку в 1650 г. вышел на Амур. Выяснив на месте обстановку в земле дауров, Хабаров оставил в одном из покинутых ими городков большую часть своего войска, а сам набрал в Якутске новый отряд «охочих людей», которому воевода Францбеков придал 20 служилых.
Этот отряд (200 человек) прибыл на Амур в 1651 г. Там Хабаров находился до 1653 г., выйдя победителем из всех стычек с местным населением и быстро расправившись со взбунтовавшейся и пытавшейся бежать от него группой казаков. В 1652 г. разгромил Хабаров и тысячный отряд «подступивших» к нему с «огненным боем» маньчжуров, которые вторглись в Приамурье для противодействии русским, по, но собственному признанию, натолкнулись в лицо хабаровских казаков на людей «храбрых как тигры и искусных в стрельбе» [18, т. 3, ч. 1, с. 155].
Маньчжурское вторжение усугубило урон, нанесенный хозяйству местного населения действиями хабаровской вольницы. Чтобы лишить русских продовольственной базы, маньчжуры насильственно переселили в долину Сунгари дауров и дючеров и совершенно разрушили местную земледельческую культуру.
5
Новый подъем промыслового мореходства на востоке нашей страны произошел в следующем столетии и был связан ужо с освоеинем «Русской Америки».